Твоя навеки

— Будьте спокойны, миссис Уильямс. Если этот ваш Фрэнк Уильямс сунет нос в округ Конард, ему придется иметь дело со мной. А теперь по­спите хоть чуть-чуть...

Он вышел из комнаты и тихо притворил за собой дверь.

Вернувшись на кухню, Мик снял трубку теле­фона и набрал номер окружного полицейского участка.

— Фред, это я, Пэриш. Слушай, дружище, если ты не очень занят, сделай милость, окажи услугу. Нужно связаться с полицией Сан-Антонио, штат Техас, и попросить переслать нам досье на Фрэнка Уильямса... или Фрэнсиса, не знаю, как точно. На­сколько я знаю, он на днях сбежал из-под ареста и, возможно, в ближайшее время объявится в наших краях. Спасибо, Фред. На тебя всегда можно по­ложиться.

Повесив трубку, он какое-то время наблюдал, как беснуются за окном снежные хлопья. Пора бы­ло кормить скотину. Две лошади, три коровы и с десяток овец — поголовье символическое, но впол­не достаточное, чтобы ощущать себя настоящим хозяином ранчо. Работая помощником шерифа, Мик не имел времени для ведения хозяйства, да и навыков, по большому счету, не хватало. Можно было бы, конечно, нанять работника, и мысль эта много раз приходила ему в голову, но... С юных лет он мечтал жить на ранчо и иметь возможность сколько хочешь скакать на лошади по своей собст­венной земле. Теперь эта мечта осуществилась. Рас­ширять же хозяйство имело смысл лишь в том слу­чае, если бы он имел детей. Ничего подобного, од­нако, Мику не грозило. Конечно, имей он сына или дочь, все было бы по-другому, но детей рожают женщины, а он бы скорее удавился, чем пустил женщину в свою жизнь. Один раз он позволил об­вести себя вокруг пальца, но второго не будет. Мик Пэриш не из тех, кто повторяет дважды одну и ту же ошибку.

Фэйт немного поплакала, но теперь, во время бе­ременности, слезы уходили так же быстро, как и приходили, а потому через десять минут она уже безмятежно спала — усталость взяла верх над бес­покойством.

Часов около десяти вечера она проснулась. Ве­тер завывал за стеной, как кельтский дух смерти, с размаху бросаясь на окна, так что стекла дребезжали, а рамы сотрясались. По комнате гулял сквоз­няк, и его ледяные струи холодили Фэйт лицо. Сни­зу, из кухни, доносился звон посуды, Мик Пэриш еще не спал и, судя по всему, только-только наме­ревался пить свое любимое какао.

В этой чужой комнате было так одиноко, а завы­вание метели казалось таким жутким и печальным, что Фэйт, попытавшись снова уснуть, поняла, что ничего не получится. Усевшись в постели, она за­жгла лампу на стоявшем возле кровати столике, и комната озарилась теплым розовым светом. Интересно, подумала Фэйт, разглядывая кокетливый розовый абажур, кто обставлял эту комнату: сам по­мощник шерифа или все-таки какая-нибудь его под­руга?

Снова взвыл ветер и отчаянно затряс стекла, словно просился внутрь. Тяжело вздохнув, Фэйт вы­лезла из-под одеяла. Она решила, что даже общест­во такого дикаря, как Мик Пэриш, лучше, чем это пугающее одиночество в чужой спальне.

Коснувшись ногами ледяного пола, Фэйт за­стыла, словно протрезвев. Ты с ума сошла, сказала она себе. Вместо того чтобы запереться на десять замков, ты сама идешь навстречу опасности. Да, он ведет себя в отношении ее невероятно благо­родно. Невероятно нежно, сказала бы она. Такую предупредительность она за всю свою жизнь встре­чала только со стороны техасского полицейского, который ее выручил. Но у Гэррета Хэнкока были на то свои причины: его сестра, как он признался, тоже имела несчастье выйти замуж за типа, подоб­ного Фрэнку. Но откуда такая чуткость в этом муж­лане? С чего бы это ему быть таким ласковым? Бо­лее тридцати процентов женщин страны становятся жертвами плохого обращения со стороны супругов. Такую вот потрясающую статистику сообщил ей ее адвокат. Тридцать процентов! Почти треть! А это значит, что таким, как Фрэнк, имя — легион. И уже одного этого достаточно, чтобы иметь основание не доверять Мику Пэришу, сколь бы обходительным он с ней ни был. Да, он мог оказаться не таким, как другие. Но, возможно, именно в силу своей непо­хожести на других мужчин он и живет один, хотя, если судить по обстановке спальни, какие-то жен­щины присутствовали в его жизни.

Ветер застонал за окном, и Фэйт зябко поежи­лась.

Чуткость! Деликатность! Фрэнк тоже был образ­цом чуткости в течение нескольких месяцев до свадьбы. Более того, за весь первый год их семей­ной жизни он даже голоса на нее не повысил. А по­том ударил. Мужчины достаточно хитры и коварны, чтобы не показывать сразу всей своей гнусной сущности.