Твоя поневоле

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ему идёт смех.

— Ты меня развеселила, спасибо.

— Скажешь спасибо, когда пойдёшь шарить по кустам в поисках своего обрубка.

Он резко перестаёт смеяться и, бросив борьбу с узлом, хватает меня за волосы и притягивает к себе. Моё тело по инерции припечатывается к его, я ощущаю лопатками его бетонную грудь, а задницей — ширинку.

— Он тебе ещё пригодится, дурочка. Ты будешь умолять меня засунуть его в твой рот.

— Давай прямо сейчас, ускорим задуманное. У меня острые зубы.

— И язык. И ты знаешь, мне это даже нравится, — шепчет он в мой висок, и его правая рука скользит от плеча к груди, затем быстро перемещается по телу к бедру и забирается под юбку. Он не лезет ко мне в трусы, просто держит ладонь на резинке чулка и прерывисто дышит мне в затылок. Господи, да у него эрекция… — Скажи спасибо, что это я, а не какой-нибудь психопат.

— Ты и есть психопат, — сипло дышу сквозь стиснутые зубы, ощущая, что хожу по лезвию ножа.

Терпкий коктейль из ненависти, страха и… пробирающейся сквозь тернии всего этого дерьма похоти. Страшная штука. Лучше обпиться кровавой Мэри и блевать до горькой желчи, чем просто понюхать ядерную смесь, что сейчас плещется во мне. Я поняла, я не его боюсь — себя.

— Возможно, ты права, Натали. Возможно.

Он отпускает мои волосы и, оставив на бедре ожог ладони, отстраняется, а через ещё мгновение с моих глаз слетает повязка…

Часть 8

Свет в комнате совсем тусклый, но моим глазам, привыкшим к полной темноте, всё равно стало больно. Жмурюсь, прижав ладонь к лицу. Долго и мучительно моргаю, привыкая, что я снова зрячая. А значит, передо мной открываются удивительные возможности…

Убираю от лица руку и, всё ещё щурясь, осматриваюсь по сторонам. Что за… Комната словно декорация к фильму о средневековье: огромная кровать с добротной дубовой спинкой, резное трюмо, явно прошлого столетия, тяжёлые парчовые гардины и картины в позолоченных рамах. И этот запах — тяжёлый, густой, здесь явно никто не жил долгое время.

Но рассматривать антураж нет времени: первое — найти какое-то средство самозащиты, второе — путь для отступления.

Бросаю быстрый взгляд на огромное окно. Дьявол! За стеклом имитирующие лианы стальные прутья. На трюмо куча баночек с косметикой, на удивление современной и очень дорогой. На полке давно не использующегося камина стоит визуализируемый мной ранее подсвечник-трезубец. Вот оно, оружие!

— Даже не думай, — перехватывая мой взгляд, спокойно произносит Кай. — Этим ты меня не убьёшь, да даже не вырубишь. Это только в кино всё просто, в жизни же, чтобы лишить человека чувств, надо здорово постараться.

Снова мечу быстрый взгляд на окно.

— Ты их ни за что не погнёшь. Да и кричать бесполезно — в радиусе нескольких километров ни одной живой души.

Смотрю на старинное трюмо, тяжёлые стеклянные банки с кремами…

— Брось, Натали, это глупо. Просто расслабься. Ты моя гостья.

— Гостья? — ошарашенно оборачиваюсь и впервые за последние несколько часов, или чёрт знает сколько мы там ехали, снова вижу его лицо. В тусклом свете алого абажура оно выглядит невероятно красивым. Благородным. Породистым. От недавних эмоций не осталось и следа. Он собран. Устрашающе спокоен.

Он охотник, я жертва. Жертва в его логове.

— Странный у тебя, однако, метод приглашения, — горько усмехаюсь и с силой отвожу от него взгляд. На него невозможно не смотреть, но и смотреть на него невозможно! Он как последствие жуткой дорожной аварии, тебе до чёртиков страшно, но что-то заставляет тебя оборачиваться вновь и вновь.

Снова окидываю апатичным взглядом странную комнату и понимаю, что я устала. Господи, как же я сегодня устала…

Не сходя с места, выбираюсь из туфель и, оставив их стоять посередине комнаты, на автомате бреду к кровати и опускаюсь на самый её край.

Я устала бороться с ним, с самой собой. Я устала язвить, переживать и просто устала думать.

Ставлю локти на колени и утыкаюсь лицом в ладони. Это всё сон. Ужасный психоделический кошмар, который рано или поздно закончится… Закончится же?

— Кай, я умоляю тебя — отпусти Мишу. Верни обратно моей маме и делай потом со мной всё, что захочешь. Хочешь, оттрахай меня, хочешь — убей, можешь пригласить сюда своих друзей и пустить меня по кругу. Только пожалуйста — не сделай плохо моему сыну. Он ни в чём не виноват. Он такой маленький…

Мои ладони мокрые, я рыдаю, сама того не замечая.

Я слышу его бесшумные шаги, он садится передо мной на корочки и мягко убирает мои руки от зарёванного лица. Он выглядит обескураженным, оскорблённым, может, даже немного напуганным.

— Что ты такое говоришь? Я же сказал, что о нём прекрасно заботятся, он в хороших руках, самых лучших. Вот, — подносит к моему лицу экран включенного мобильного и с него на меня смотрит мой сын. Он сладко спит, обняв плюшевого мишку, в чужой незнакомой пижаме с миньонами, в чужой детской кроватке… Над изголовьем светит лампа в виде луны. — Я убью любого, кто посмеет его обидеть, слышишь?