Твоя поневоле

Не успеваю я проанализировать его действия и хоть что-то понять, как он хватает меня за предплечье и тянет руку к спинке кровати, а через мгновение я ощущаю, как моё запястье сдавливает стальной обруч. Раздаётся щелчок.

— Если что — кричи, — и уходит, явно не без удовольствия демонстрируя мне свою рельефную спину.

Дверь в ванную закрывается, и через мгновение оттуда доносится шум льющейся воды.

Перевожу ошарашенный взгляд на свою руку: она прикована наручником к толстой дубовой балке. Добротное цельное дерево, не склеенные из опилок современные койки из "Икеи", такую будешь пилить — не сразу одолеешь, не то, чтобы сломать.

Он что, блять, совсем ненормальный?!

Понимаю, что ни хрена это не даст, но всё равно дёргаю рукой. Обруч сдавливает запястье сильнее, и я чувствую, как на смену злости и безразличию приходят приступы паники.

Это определённо не может быть правдой. Это невозможно! Это не криминальный сериал — это моя жизнь. Я Филатова Наташа, самая заурядная мать-одиночка, я не жена и не дочь миллионера, я не совсем первой свежести и не божественно красива. Я никому не должна денег и вроде бы не имею врагов. Так какого дьявола этот видный парень с прекрасными манерами, охеренным телом и скальпелем в кармане привёз меня в этот дом? Зачем ему я, когда он добровольно может притащить сюда любую свою ровесницу?

Может, ему нравится чувствовать себя охотником и ощущать адреналин, видя, как загнанная в угол жертва его боится? Люди ловят кайф по разному: кто-то накачивает себя разного рода дрянью, кто-то онанирует на глазах у толпы, кто-то крадёт в масс-маркетах безделушки. А вышколенному мальчику Каю нравится черпать ложкой человеческий страх.

Это было бы логично, если бы он вынуждал его бояться, но он как раз-таки делает всё совершенно наоборот.

Логики нет. Как и какого-то смысла моего здесь пребывания. Может, и не надо искать этот смысл? Может, я здесь по принципу рандома? "Эники-беники ели вареники. Кто следующий? Да вот хоть вон та".

Не-ет, он знает меня! Он выслеживал моего сына! Кем возомнил себя этот сраный молокосос-переросток?

— Сука! Грёбаный идиот!!! Какого хрена ты творишь, щенок? Когда отец Миши узнает, что ты себе позволял, он заставит тебя поужинать собственным дерьмом! А если очень сильно разозлишь, то на завтрак сожрёшь и его дерьмо тоже! Долбанный ублюдок!!! Отпусти меня!!! — ору что есть силы, истерично молотя обручем наручника по кровати.

Шум воды стихает, и через пару минут Кай выходит из ванной в расстёгнутых джинсах, зачёсывая пальцами мокрые волосы.

— Когда я сказал кричать если что, я имел в виду не это. Но я понимаю твою злость, так что не обижаюсь.



Он не обижается? Он?! Боже, мне точно это снится!

Игнорируя боль в запястье, подаюсь вперёд и шиплю:

— Когда я выйду отсюда, а это случится совсем скоро — я подам на тебя в суд. Киднеппинг и насильное удержание в неволе человека с применением жестокости. Тебя посадят. Уверена, местные педики с большим удовольствием попробуют на вкус твой шикарный зад, а потом они по очереди отымеют тебя в твой сладкий рот.

Он неторопливо подходит ближе и, зажав между своих коленей мои бёдра, нежно проводит тыльной стороной ладони по щеке.

— Сначала я отымею в рот тебя. Потом делиться не захочешь.

Со всей возможной яростью вцепляюсь ногтями свободной руки в его всё ещё влажный бок и не без удовольствия вижу, как шёлковая кожа расходится кровавыми полосами.

Он морщится и что-то шипит себе под нос, а потом перехватывает мою руку. Мне больно, но я чувствую, что могло бы быть ещё больнее. Какого чёрта он меня щадит?

— А ты горячая штучка, — смотрит на свой истекающий кровью бок, и вдруг его идеальное своими пропорциями лицо озаряет хулиганская улыбка. Счастливая улыбка. Ему однозначно больно, но синие глаза сияют задором.

Он стоит совсем близко, я чувствую аромат его холёного вымытого тела, вижу, как блестят на его коже капли воды, и как из наполовину расстёгнутой ширинки показывает свою мощь набирающая обороты эрекция.

Господи, он точно ненормальный. Почему он не в психиатрической лечебнице для таких же повёрнутых мазохистов? Почему он свободно ходит по торговым центрам и крадёт людей?

— Не делай так больше, не надо, — спокойно произносит он и, освободив из плена своих ног мои колени, отходит на пару шагов назад. — Наручники не потому, что мне приятно видеть тебя скованной, они нужны для того, чтобы ты не натворила каких-нибудь глупостей. Например, не попыталась выпрыгнуть в окно или ещё что-нибудь подобное. Мы ещё многое должны сказать друг другу. Поэтому пока только так, извини.

— Ты! Больной! Ублюдок! Больше мне тебе сказать нечего.

— Это ты сейчас так думаешь. Через неделю мы будем просыпаться вместе. Ты будешь хотеть меня. Да ты уже меня хочешь, — снова эта улыбка и развязный взгляд себе между ног. — Так зачем ждать неделю?

— Бравировать членом? Дёшево. Дёшево и тупо, — отворачиваюсь и взбиваю свободной рукой подушку. — Я хочу спать. Проваливай.