Твоя поневоле

В голове сквозь злость и пылающую кроваво-алым ярость мелькает мысль: а может, его просто нет дома, поэтому он не слышит? Уехал куда-то, а я как дура надрываю горло?

Затыкаюсь и прислушиваюсь к звукам на улице. Затем сажусь и, вытянув шею, пытаюсь рассмотреть в окно, что же это за местность и такая ли она пустая, как он о том говорит?

И вообще, с чего это вдруг я так с ходу ему поверила? Может, это обычный дачный посёлок и по-соседству милая пара седовласых пенсионеров окучивают грядки, и стоит мне лишь позвать на помощь, как она тут же подоспеет?

Почему я не использовала самый логичный метод своего спасения, как элементарный крик о помощи?

— Лю-юди-и! Помоги-ите-е!! Лю-юди-и! Я здесь! Помогите мне! Кто-нибудь! Меня приковали наручниками к кровати и куда-то спрятали моего сына! Помогите! Помоги-ите-е! Спасите меня, чёрт возьми! Господи, ну хоть кто-нибудь!!! — долблю наручниками о кровать и ору во всю силу лёгких. Срывая голос и ощущая себя по-настоящему безумной.

Я не знаю, сколько я бьюсь так в бесполезной агонии, но чувствую, что даже если меня никто не услышит, я хочу излить то, что накопилось внутри. Прокричать, исторгнуть, выплюнуть из себя этот сжигающий нутро яд.

— Сволочи. Долбанные мрази. Ну почему вы все такие глухие? — уже без эмоций шепчу осипшим голосом, утирая свободной рукой льющиеся ручьём слёзы бессилия. — Доволен, малолетняя скотина? — кручу головой, выискивая глазами невидимую камеру. — Ты доволен, да?

И похрену, что никакой камеры нет, зная о его способности читать мысли на расстоянии, он должен сейчас как минимум подавиться моей желчью.

— Давай. Приходи. Приходи к мамочке. Уж сегодня я точно без какого-либо сожаления оторву твой хер к чертям собачьим. Да, меня проклянут твои сопливые фанатки, писающие кипятком от твоей смазливой рожи, но, клянусь, я оставлю на ней свою уникальную метку.

Смахиваю ладонью всё ещё льющиеся слёзы и краем глаза замечаю в окне едва уловимое движение.

Что за..?

Галлюцинации?..

Перевожу ошарашенный взгляд на прореху между тяжёлыми занавесками и вижу сквозь пыльное стекло огненно-рыжую макушку какого-то мальчишки…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 19

* * *

В немом изумлении мальчик смотрит на меня, я на него, и только я выхожу из анабиоза и пытаюсь что-то сказать, как конопатое лицо исчезает, скрываясь за карнизом.

— Мальчик! Мальчик!!! Постой! Эй! Вернись! Вернись же!

Поднявшись на колени, кричу, надеясь снова увидеть в окне маленькое солнышко. Лучик моего спасения. Я зову его очень долго, но его больше нет. Он ушёл. Он испугался и ушёл.

Только сейчас до меня доходит, что именно увидел ребёнок: рыдающая полуголая тётка, прикованная наручником к кровати. А если он ещё слышал, что я тут кричала…

Господи! Бедный малыш. Ему же лет десять, не больше.

Внутри меня просыпается мать, и я ощущаю огромный груз ответственности за неокрепшую детскую психику.

Да, разумеется, это вышло не специально, я и подумать не могла, что где-то поблизости есть дети. Да я даже не могла помыслить, что где-то здесь вообще есть хоть какие-то люди! Я так долго кричала, так долго звала на помощь — и ни единого намёка на то, что была услышанной. И тут такое…

Кто он? Откуда? Слышал ли он мои крики? И что именно он слышал? Расскажет ли он об этом своим родителям? Он слишком маленький, он не может быть здесь совсем один.

А вдруг он в свойственной всем детям манере решит промолчать? Например, от страха, что его будут ругать за то, что он заглядывает в чужие окна?

Нет, он должен кому-то рассказать. Он — моё призрачное спасение!

А если… если он беспризорник? Или ребёнок алкоголиков, которым нет дела, где и как проводит время их чадо? Может, мальчишка ошивался здесь в надежде обчистить казалось бы пустующий дом, и увиденное его совсем не шокировало, потому что он в своей маленькой жизни видел вещи и похлеще.

К тому же я как-никак, но всё-таки одета, а наручник сквозь пыльное стекло он вообще мог не увидеть.

Кто же он такой?!..

Размышляя об этом, я просидела так ещё несколько часов (или минут?), а потом услышала торопливый топот ног и поворот ключа.

Кай буквально вбегает в комнату — взмыленный и явно рассерженный. Синие глаза пылают гневом, таким я его ещё не видела.

Не говоря ни слова, он рывком раскрывает верхний ящик комода, достаёт оттуда шёлковый халат, совсем слегка уступающий в скромности сорочке, и бросает мне его на колени.

— Одевайся! Быстро!

— Как? — тяну руку с браслетом, и он, выругавшись под нос, лезет в задний карман джинсов, извлекая оттуда крошечный ключ. Не слишком ласково схватив моё предплечье, освобождает от наручников и сам торопливо продевает мои руки в прорези халата.

— Ты хоть иногда думаешь своей головой? Хотя бы иногда? Стоило мне уехать на какие-то пару часов закупить продуктов, как ты тут же воспользовалась моментом и наворотила дел.

— Да что случилось?! — на моей талии руками Кая туго затягивается шёлковый пояс. Признаться — мне до чёртиков страшно видеть его вот таким.