Твоя реальность — тебе решать

— Нет. И нет, потому что я боюсь. Я Ржевского не называл папой, потому что у меня всегда — понимаешь? всегда! — был отец! Каждый день моей жизни. Отец, который так любил, что смог подпустить к себе другую только спустя пять лет после развода. Он научил меня кататься на велике, ловить рыбу, играть в шахматы, ездить на лыжах. Ради тебя и меня он забыл о своих мечтах, своих желаниях. Мама, ему тоже было всего семнадцать! Он сам только окончил школу! Пошел работать, чтобы нам с тобой было что есть! Он ради нас с тобой пожертвовал своими мечтами! А знаешь, он всё же смог осуществить ее, ту мечту. Только рядом с другой женщиной. С той, кто видела не только себя и не обвиняла его в своей загубленной юности!

— Егор!

— Я иногда думаю, что из-за этой ситуации у меня, по идее, должен выработаться комплекс неполноценности или какой-нибудь психический заскок… однако его нет. И нет из-за отца. А ты знаешь, получается, все твои дети лгут тебе. Не только дочь-подросток. Я ведь тоже много чего не договариваю. Вернее, не говорю. Ты же была в моей квартире, хорошая, правда? Я сказал, что она съемная… Я солгал. Помнишь, я говорил, что у меня возникли проблемы с общежитием, а ты ответила, что у нас нет возможности снимать мне квартиру? Из общежития меня всё-таки выселили, но я тебе не сказал об этом. Я жил с отцом и его семьей. С Надеждой Александровной, Любой и Кириллом, братом по отцу. Ему одиннадцать. Три года вместе с ними жил, а потом уже въехал в свою квартиру. Мне ее отец помог купить. Дал денег на первый взнос, платил ипотеку, пока я сам не смог этого делать… И Надежда Александровна его в этом поддержала. Она всегда его поддерживала, а пятнадцать лет назад всё же затолкала в вуз, и сейчас отец директор по качеству на Ижорском заводе. Начинал с инженера, потом был руководителем… теперь директор. Сейчас у них такая же большая квартира, две машины. Они помогли купить квартиру мне. Купили квартиру Любе, дочери Надежды Александровны…

— На одну-то зарплату? — скептически пробормотала мать.

— Нет, конечно. Надежда Александровна тоже не осталась просто медсестрой, отец не дал. Она высококлассный массажист-остеопат и тоже неплохо зарабатывает, и они с отцом не хотели, чтоб мы с Олесей снимали жилье, да только гнезда своего свить у меня так и не получилось…

— Ну ты еще в этом меня обвини.

— Зачем? Это только наше с ней решение. Причем тут кто-то? Мам, ты извини, но это у тебя привычка всех вокруг винить. Ты всегда ищешь виноватого. И проще всего тебе было обвинять отца…

— Егор! Ты забываешься, с кем говоришь!

— Да нет. Помню. Знаю. Мам, скажи честно, почему ты его разлюбила?

Лариса Андреевна поднялась, прошлась по кухне. Говорить о бывшем муже не хотелось. От слова совсем. И тут Егор ей протянул стакан с водой.

— Попей, у тебя лицо покраснело, — сказал он.

— Сначала сам мне давление поднял, а теперь… — проворчала мать, но из стакана отпила.

— Может, он был плохим любовником? — вдруг спросил парень, и женщина, не ожидавшая такого вопроса, поперхнулась.

— Егор!

И всё-таки взрослый сын не выдержал:

— Что? Что, мам? Что я должен думать? У меня были мама и папа, а потом однажды ни с того, ни с сего мама сказала, что папа с нами больше жить не будет, а будет жить другой дядя, который мне заменит папу. А зачем мне заменять папу, если мой отец лучший на этой планете? Но мама, моя мама, которую я любил больше жизни, сказала, что это не так. Что мой папа плохой! Так в чем же он плохой? В чем? Я хочу это знать! Я должен это знать, чтобы потом самому вдруг не стать таким плохим и ненужным своей семье! Понимаешь?

Но у Ларисы Андреевны не было ответа на этот вопрос. Владимир Крымских был хорошим отцом. Этого у него не отнять. В этом трудно было не сознаться. Но как муж… Женщина закрыла глаза, вздохнула. Ей хотелось спорить, хотелось убеждать, хотелось настоять на своем! И будь сейчас на месте Егора кто-то другой, она, возможно, так бы и сделала, но… но не с Егором. Старший сын словно знал все рычаги, которыми мог управлять ее эмоциями, гася гнев и злость. Гася обиду за ту пролетевшую в пеленках юность. Мать и наговорила столько всего дочери, чтобы та не повторила ее ошибок! Но сказать так, значит признать, что плод той безумной любви, той обжигающей, испепеляющей страсти — ошибка. Но как ребенок — ЧЕЛОВЕК — может быть ошибкой?

— И у меня есть девушка. Ее зовут Дарья, и ей семнадцать, — признался сын.

Мать подняла на него глаза.

— Семнадцать?

— Да, и она не беременна, и я ее просто люблю, думаю жениться, но попозже. Возможно, когда снимут гипс…

— Гипс? Она твоя пациентка?

— И да, и нет. Там всё… непросто. С ее родителями я уже познакомился и попросил разрешения ухаживать за Дашей. Они не возражали. Разница в возрасте, конечно, большая, но женился же Авербух на Лизе Арзамасовой, а там вообще разрыв в двадцать лет… Знаешь, с Олесей я просто жил, словно по накатанной… словно по привычке. А на Дарье хочу жениться.

— Ты мне о ней не говорил…

— А ты меня не спрашивала. Ты вообще о моей личной жизни после расставания с Олесей не спрашивала. Ни разу.

— О, Господи…