— Что? А! Понял. Да, куплю на обратном пути. Отправьте только, как выглядит. Что? Красные с поваренком? Дошло! Они как порошок. Ага. Ну ладно, давай, бать, — и договорив, Тимка нажал отбой, сунув телефон обратно в карман. — Теперь самое главное не забыть. Дрожжи надо купить. Только сухие. Поваренок там какой-то, — объяснил Тим.
Он глянул на Леру, смотревшую на него с каким-то удивлением, в глазах мелькнуло недоумение.
— Ты его называешь «батей», потому что он не родной? — вдруг спросила девочка.
Лера спросила просто так. Уже после того, как задала этот вопрос, пожалела о нем. Ей даже на какой-то миг показалось, что парня этот вопрос разозлит. Тимка неожиданно усмехнулся:
— Для меня он родной. Он вырастил меня. Своего отца я не помню. Совсем. Мне два было, когда он погиб. Мама говорит, что с возрастом я всё больше на него похожу. Ну, судя по фотографиям, так и есть. Мама говорит, что он был самым лучшим. Знаю, что она очень долго… привыкала после его смерти. Говорит, что справилась, потому что у нее был я. Да и бабушка моя по отцовой линии помогала, я ж у нее единственный внук. В смысле был, пока Дашка не родилась. Мамины родители в Подмосковье перебрались, так что у нас баба Нюра — самая лучшая бабушка на свете. И она не делит нас. Для нее, что я, что Дашка — оба родные. А батя… Знаешь, я так скажу: всё, что есть во мне, заложено им и мамой.
— Тогда почему «батя», а не «папа» или «отец»?
Уваров пожал широкими плечами.
— Не знаю. Я его и батей, и папой называю. Просто «папа» как-то по-девчачьи…
— Сексист… — пробормотала с пренебрежением Лера.
— Ну… это была б не ты, если бы не сказала такое. Я ж не ущемляю девчонок. У меня, между прочим есть младшая сестра. Я за нее…, — но договаривать парень не стал, вспомнив, как над ним смеялись даже самые близкие люди.
— Ну да, ну да. Странные вы. Над своей сестрой трясетесь, а с чужой…
— И что же я делаю с чужой? — улыбнулся Тимка, развернувшись к девочке.
— Сказать? — тихо, издевательски поглядывая, спросила Лера.
— Скажи. Но только это должен быть не какой-то там трёп, а обоснованное обвинение. Так сказать, опираемся на факты.
— Ты меня хотел поцеловать насильно…
Тимка тряхнул головой так сильно, что даже капюшон с головы свалился. Заходящее солнце заиграло в золотых прядях.
— Валерия! Это поклёп и провокация! Если бы я желал вас поцеловать насильно, сделал бы это, но… Как бы это сказать?.. Не отрицаю. Мне действительно тогда, да и не только тогда, хотелось тебя поцеловать, но насильно… Как там говорят? Насильно мил не будешь? Вот из этой оперы. Но я тебя тогда предупредил, что как только поймаю на лжи, обязательно поцелую. Так и знай.
Лера сидела на расстоянии вытянутой руки, а лицо полыхало. Щеки горели так, будто она только с мороза в тепло зашла.
— Видишь, отекает? Сейчас еще немного посидим и домой, — сказал Уваров и только тогда поднял глаза на девочку.
Та смотрела недобро.
— Это не домогательство, а для того, чтоб давление снизить, — тут же сказал Тимка и вновь бросил мячик. Граф со счастливым визгом сорвался следом за снарядом. Ребята проследили за ним глазами.
— А ты?.. — вдруг неуверенно спросил Тим. Лера посмотрела на него, недоумевая. — Ну… твой отец… Не узнавала?
Девочка вздохнула и покачала головой.
— Извини, — вдруг сказал парень, и Лера вскинула на него глаза.
Странно всё это. До знакомства с Уваровым ее вообще не волновал вопрос отцовства. Отчество она носила по деду, тот был Николаем, вот и она Николаевна. Мама ни разу не заговорила об отце. Ни разу за четырнадцать лет. Да и Лере было всё равно. Ей хватало любви. Рядом всегда был пример идеального мужчины. Дед всегда был на ее стороне…
Лера вздохнула. Тимка принял это на свой счет.
— Я… не хотел тебя обидеть… — сказал он.
Лера улыбнулась:
— Да ты-то тут при чем? Если честно, я не думала об отце… когда была мелкой, верила, что меня принес аист. Ну, типа, весна… аисты возвращаются с юга и…
Тимка усмехнулся.
— Не смей стебаться! — тут же предупредила девочка.
— А меня в капусте нашли!
— Что?
— Ну ты мартовская — у тебя аист, а я сентябрьский — у меня капуста.
Подростки захохотали, каждый представляя свое.
— Но почему рукопашка? — вдруг спросил Тимка. — Ты же девочка!
Лера улыбнулась. Ямочки проглянули, и парень залюбовался. Короткая мальчишеская стрижка так шла этой девчонке. Длинная челка, опускавшаяся до самого подбородка, словно прятала свою хозяйку. Девочка-драчунья. Девочка-загадка.
— Ну… пианистка из меня не получилась, — вдруг призналась Лера, привалившись к спинке лавочки, сложив на нее руки.
Парень посмотрел, недоумевая.
— Ни в жизнь не догадаешься почему! — заявила Соколова.
— Да ладно? На что спорим, что угадаю?
— Да не догадаешься!
— Тогда тебе терять нечего! Но чур три попытки!