— Идет! — с жаром воскликнула девочка и протянула Тимке руку, тот сжал пальцы в ладони. — На что спорим?
— Если я угадаю, то поцелую тебя! — не задумываясь, не спуская глаз с девочки, ответил Тимофей.
С тонкого милого лица словно ластиком стерли улыбку. Лера потянула на себя руку, но Тимка не пускал.
— Пусти, озабоченный, пока я добрая! — процедила она сквозь зубы.
— Уймись, Соколова! С чувством юмора беда?
— С головой у тебя беда, и не только с головой…
Но Тимка жестко перебил:
— Сударыня! Следите за тем, что говорите. Как бы не пожалеть! Слово не воробей…
— Много не нагадит. Пусти.
— Остынь. Если я угадаю, ты мне скажешь, что на самом деле чувствуешь ко мне.
— Блин! Тебя заклинило? Почему ты считаешь…
— Потому что я вижу тебя!
Лера, не ожидая такое заявление, захлопнула рот. Она смотрела прямо в черные зрачки парня. Ее ноги лежали поверх его ног, а горячая ладонь — на лодыжке. И сердце-предатель переходило на галоп от этой близости.
— Ок! Всё равно не выиграешь! — сдалась она наконец.
— Я знаю, что выиграю, но может, всё же скажешь, что хочешь от меня…
— От тебя мне ничего не надо!
— Вот чего ты… как колючка-лингвист! К каждому слову придираешься! Я ж гипотетически!
— Расскажешь мне правду о чем попрошу! — выпалила Лера.
Тимка хмыкнул и сжал тонкие пальцы.
— Ок! Договорились. Итак, попытка первая. Ты бросила музыкалку.
— Нет. Первая попытка и — страйк! — победно воскликнула девочка.
— У меня еще две! Ты что-то сделала с пианино…
— В смысле?
— Ну… не знаю. Порубить на дрова ты бы не смогла, но… выдрала струны, педаль сломала… Правда, не знаю. Но ты испортила инструмент. И…
Тимка был прав. Ей было шесть лет, когда она подожгла пианино, потому что ненавидела музыкалку. Бабушка причитала, хватаясь за сердце, говорила что-то про тюрьму для малолеток. Дед хохотал. Потом, оставшись с внучкой наедине, рассказал, как в детстве, играя в индейцев, смастерил с другом лук и стрелы. Сначала мальчишки стреляли в сарай, но потом решили попробовать пострелять в кого-нибудь, а тут, как на грех, мимо них прошла соседская свинья… Деда тогда отстегала крапивой сначала сама соседка, потом мать, а уж вечером, вернувшись с работы, по многострадальной заднице широким армейским ремнем прошелся и отец. Ущерб выплатили, вынужденно купив почти сто килограммов мяса. Дело было в июле, а так как холодильник в деревне в глаза не видели, (только слыхали о нем) мясо и вялили, и солили, и коптили...
Пианино потушили, а девочку привели на борьбу. Правда, бабушка с мамой узнали о борьбе спустя три месяца. Решили отдать на спорт — дед и отдал. Художественная гимнастика? Ну да, слыхали, но… это же Лера. Ну какая из нее гимнастка? Гимнастки изящные тоненькие девочки с телом из ртути (вроде и металл, но жидкий). А Леру в детсадовской группе побаивались все мальчишки после того, как она треснула ведерком по голове Сеньку за то, что тот с первого раза не понял, что чужое ведерко с песком переворачивать нельзя… Девочка долго обижалась на бабушку и маму, которые пытались оправдать Сеньку.
— Нужно уметь договариваться! — твердили они хором.
— Я сказала, он не понял! Его наказывайте. Он же дурак!
— Не он дурак, а ты не смогла найти с ним общий язык! — говорила бабушка.
— А я нашла, — настаивала на своем маленькая Лера.
— И как?
— Ну, он же больше не обижает меня и ведерко больше не трогает, — ответила девочка.
— Это потому что ты его ударила! Он теперь боится.
— А… вот значит… — вдруг поняла маленькая девочка. — ну пусть тогда боится, если дурак и простых слов не понимает.
Переубедить ее было невозможно.
Когда правда о секции всплыла наружу, бабушка всерьез поругалась с дедушкой, возможно, даже впервые в жизни. Она говорила, что теперь девочка будет драться еще больше, но драки, как это ни удивительно, прекратились. Хватало взгляда, жесткого слова — головы остывали мгновенно. Драки остались на ринге…
— А я дзюдо занимался с шести до двенадцати, но прыгал я уже тогда хорошо, а дрался плохо, то выбор был очевиден, — признался Тимофей, выслушав Леру.
— Ты и сейчас не очень дерешься, — хмыкнула девочка.
— С чего вдруг?
— Дрался бы хорошо, по губам бы не схлопотал. Ходил по школе… только и говорили о твоих губах…
Тимка оживился. Глаза заблестели, взгляд стал плутовским.
— Кто говорил? — проговорил он тихо.
— Что говорил? — тут же пошла на попятную Лера.
— Что я секси!
И Лера, не удержавшись, захохотала. Тимка смотрел на нее, улыбался. А она хохотала, запрокидывая голову, и была прекрасна как никогда, поэтому мальчик продолжал дурачиться, чтобы она подольше смеялась, чтобы он подольше мог ею любоваться.
А когда настало время уходить, Тимка помог Лере обуться и сам завязал шнурки. Девочка смотрела на него и молчала, а душу что-то царапало и царапало… Царапало сладостно и томительно.
Глава 50. Иногда правда — это всё, что у нас есть.