Она вдруг замолчала.
— Хреново…
— Ну ты налакалась, по ходу, под завязку, вот тебе и хреново.
— Да пошел ты. Я тебе даже не нравлюсь…
— Карин, давай так. Ты сейчас вот это лекарство пьёшь, блюёшь, а потом я отведу тебя баиньки.
— Все мужики — козлы!
Тимка только вздохнул поглубже. А она вдруг стала рассматривать его. Не смотреть, а рассматривать. И взгляд, словно пальцы, касался обнаженной кожи. Уваров даже напрягся.
— Тим, обними меня… — прошептала она едва слышно.
Парня бросило в жар, даже рука дрогнула, но он быстро пришел в себя.
— Выпьешь — обниму, — быстро сказал он.
Карина, прикрыв глаза, засмеялась, но руки к ополовиненной банке протянула.
— «Не пей вина, Гертруда!» «Простите, сударь. Но мне хочется…»[1] Дверь закрой с той стороны, Уваров. Не бойся, не утоплюсь.
И Тим послушно вышел из туалета. Он стоял за дверью и ждал.
Он довел ее кровати, откинул одеяло.
— А обнять? Ты обещал! — сопротивлялась Карина.
— Да тебе палец дай, по плечо руку отхватишь! — прошептал Тим.
— Уваров! Не ломайся! Не девочка.
Тимка вздохнул, а она вдруг прижалась, обняв его обеими руками. Он чувствовал ее горячее дыхание на груди, а пальцы, легшие под лопатку, были холодными. И Тим обнял ее.
— Прости, — вдруг сказал он тихо.
Карина промолчала. Только место, к которому она прижималась, стало мокрым. И Тимка вздохнул. Злость на самого себя отступила.
[1] «Не пей вина, Гертруда!» «Простите, сударь. Но мне хочется…» У. Шекспир «Гамлет»
Глава 38. Высказаться – значит облегчить душу.
Глава XXXVIII. Высказаться – значит облегчить душу[1].
От тарелки поднимался густой вкусный пар. Карина нюхала его и удивлялась тому, что ее не мутит. Вернее, мутит, но не смертельно.
— Ешь, — сказала Елена Николаевна.
Карина взяла ложку, подчерпнула бульон…
— Как я у вас… — спросила девушка, исподлобья поглядывая на классную.
— Тебя Тим нашел, — ответила та.
Карина поперхнулась. Этот Уваров и так всю ночь снился. Спьяну не сон, а бред, какой-то. Дескать, даже обнимались.
— Не спеши, ешь спокойно.
Карина кивнула и вновь наклонилась к тарелке.
— Где нашел? — спросила она. Последнее четкое воспоминание связано с квартирой Жеки, приятеля из четвертой школы. Тому уже восемнадцать, так что он без проблем купил вина. Потом еще кто-то пришел, но уже с пивом. Уварова там точно не было…
Елена Николаевна вздохнула и будто улыбнулась.
— Ты лежала на тропинке вдоль «четверки» и орала дурниной песни, — ответила она.
Ученица подняла глаза и уставилась на нее.
— Позвонил нам, мы с мужем приехали и забрали тебя. Тебе на вчера полиции было мало? Что за выходка? Узнать бы, кто споил…
— Мне не пять лет и даже не одиннадцать. Меня никто не спаивал. Захотела выпить и выпила, — ответила с нажимом Карина.
Елена Николаевна уже вдохнула воздуха, чтоб высказать всё, но посмотрела на девчонку и передумала.
— Вот именно, что не пять и не одиннадцать. Подумала бы, чем это кончиться могло.
Карина помешала ложкой бульон, огляделась и усмехнулась:
— А это точно. Я и подумать не могла, что проснусь у вас дома.
— Сколько выпила-то?
— Кто ж считал…
— Зачем? — тихо спросила классная.
— Просто так. Думала, ну немного, чтоб отпустило, а оно вот что вышло.
— Как себя чувствуешь? Желудок болит?
— Голова болит, а желудок не очень. Даже странно.
— Это из-за того, что тебя всю ночь полоскало.
Карина подняла глаза.
— Тимка с тобой полночи провозился.
Рука дрогнула, и ложка выскользнула из пальцев.
— Ясно, — она заставила себя сказать вслух и вновь вернулась к супу.