— Твоя одежда высохла, сейчас волосы высохнут, и можешь вернуться домой. Ты у гимназии живешь или у «четвёрки»?
— Когда как. И там, и там… У «четверки» лаборатория. Мне каждый день нужно записывать данные.
— А, точно! Это то, про что говорила Антонина Викторовна? Серьезный проект.
— Серьезный.
— Ты ведь неглупая девчонка, так зачем это всё?
— Что всё?
— Драки, выяснения отношений…
— Не собиралась я ее бить!
— Ты ее ударила!
— Не отрицаю, но на этом бы всё и закончилось. Вы на меня посмотрите. Форма с коротким рукавом…
— Карина, в том, что произошло дальше, виновата ты. Умей признавать свои ошибки! Прошла бы мимо — ничего бы не случилось.
— Елена Николаевна, я уважаю вас и благодарна вам за то, что не бросили под забором, привели к себе. Прошу прощения за мое… неприличное поведение в вашем доме, но! Не надо меня лечить! Мне стыдно только за то… за то… что блевала тут у вас.
— Ты так говоришь, потому что знаешь, что я на тебя доносить не буду?
Карина кивнула.
— Я знаю, что вы не станете доносить. И знаю почему…
— И почему?
— Вам меня жаль.
Елена Николаевна даже растерялась. Перед ней в вещах сына сидела девчонка, о которой ходила дурная слава… даже не дурная, а такая… лучше б уж дурная! Умная девочка с исполосованными руками, вымотанной душой и одиноким сердцем.
— Вам меня жаль даже не как классной, а как матери. Я знаю, что вы в курсе моих отношений с женщиной, что меня родила. Отчасти я ее даже понимаю, она сейчас за таким дядей замужем, что ей проще быть бездетной. Я ведь сначала думала, что, если вытащу на красный аттестат, она одумается. Ну, типа, дочка простая и дочка с красным аттестатом — разница всё ж есть. А ей пофиг. Ну и флаг ей в руки, барабан на шею! Обидно только… Папа… А что папа? Кому-то нужно работать. Он не от хорошей жизни подался в Выборг. Там он востребован как высококлассный специалист с нехилой такой ЗП. Вовремя подсуетился — сейчас бизнесмен. А мне Выборг не нравится. Я там честно училась целый год в лучшей школе. Повеситься хотелось каждые три часа! Уговорила… Папа разрешил домой вернуться, но чтоб ни-ни… А мне пятнадцать. И никого рядом, кроме таких же отвергнутых подростков. «Ни-ни» закончилось разбитым сердцем и потерей невинности. А потом…
Но договорить не успела… Сама, не зная, не понимая, изливала душу, швыряя обоюдоострые фразы, не родным маме или папе, а чужому человеку, своей классной, обыкновенной училке, на которую — в принципе, как и на прочих — смотрела сквозь пальцы. Человеку, у которого таких как Карина больше сотни! Зачем классной всё это?
А Елена Николаевна вдруг поднялась и, наклонившись, обняла несчастного ребенка, прижав к своему плечу взлохмаченную мокрую голову с путаными мыслями, с обидой, с болью, рвущей душу.
— Девочка ты моя хорошая, — тихо сказала учитель, погладив Карину по спине.
Она еще могла сдержаться и даже попыталась освободиться из объятий, но вдруг протяжно вздохнула и зарыдала… И рыдала долго, протяжно подвывая, не в силах больше держать маску безразличия, прижимаясь к теплому плечу своей классной. А та гладила по спине и всё что-то говорила и говорила, успокаивала и успокаивала…
Стукнула входная дверь, но Карина этого не услышала. Тимка, нагруженный пакетами, остановился в коридоре. Мама покачала головой, и парень, поставив пакеты, прикрыл дверь на кухню. Елена Николаевна чуть отстранилась, заглянула девочке в глаза.
— Ну всё! Китаянка чистой воды! И так-то опухшая! Карина, хватит реветь, ну? — усмехнулась женщина.
— Это всё вы виноваты. Залезли в душу… — всхлипывая пробормотала Карина.
— Ну да! Конечно, все виноваты. Ой, девочка ты моя!
А девочка еще всхлипывала, размазывая слезы по щекам.
— Ну всё, всё! Иди умойся, а я ложки в морозилку положу, потом приложишь к глазам, чтоб отек убрать.
— Хорошо, — ответила ученица и ушла в ванную.
Елена Николаевна проводила ее глазами и вздохнула. Как помочь Карине она не знала.
[1] Высказаться – значит облегчить душу. (Эрих Мария Ремарк. «Три товарища»)
Глава 39. Точки над Ё.
Когда Карина вышла, то ни Елены Николаевны, ни ее мужа, ни Даши уже не было дома. Уваров был в своей комнате, и, увидев его, девушка так и застыла в дверях. Голый по пояс парень отжимался от пола. Спина в переплетении мышц, на руках вздуваются бугры с выпирающим узором вен. Ноги, открытые до колена, казались литыми. Красиво…
— Любуешься? — чуть надсадно спросил он.
— Есть чем, — призналась одноклассница.
Уваров поднялся, встретился с ней глазами, улыбнулся, а потом шагнул к турнику, подпрыгнул и, зацепившись за верхнюю перекладину, стал подтягиваться. Карина усмехалась и не сводила с него глаз.
— Уваров. Я не поняла, ты произвести впечатление на меня хочешь?
— Угу, но… тебя мне… не переплюнуть… в этом самом… произведении… — отрывисто, не сбиваясь, ответил парень с улыбкой.
Девушка сделала вид, что не поняла. Похмелье, все дела…