Творческий отпуск. Рыцарский роман

Высокопоставленный разведывательный аналитик, который к тому ж глубоко впутался в контрразведку и подружился с некоторыми советскими перебежчиками, кого помогал опрашивать, Пейсли расстался с женой посреди кризиса среднего возраста. Нашел себе новую подружку помоложе. По самое горло погрузился в рапорт о Команде А / Команде Б и других делах Компании. Вероятно, наслаждался своей новой жизнью почти все время, однако изредка остро жалел о старой. Возможно, у него были какие-то финансовые неприятности, но, очевидно, не критические. Несомненно, в послужном списке у него имелись нарушения правил безопасности – у Графа их целая куча, – но их не столько и они не так серьезны, чтобы дисквалифицировать его и лишить проходки во все здание (таких вообще не очень много). Несомненно к тому же, что в самой Компании и вне ее у него были свои друзья и свои враги – они у всех нас есть. Были. И вот посреди всего этого его начинает терзать вопрос: А нахуя все это? – и он решает вышибить себе мозги. Чтобы не подвергать свою семью боли и стыду от его самоубийства, он пытается представить дело так, что просто выпал за борт в обыкновенном одиночном плавании.

Сьюзен интересуется: А мы думаем, что горчица, навигационная карта, бодрость и вот это Может-поужинаем и Не-гаси-свет, незапертый штурвал, включенное радио и все остальное были намеренными? Чтобы сложилось впечатление, что он случайно утонул?

Так мы и думаем, верно; но не убеждены. Это могло случиться под влиянием минуты, как ты сказала, – хотя на то, чтобы вытащить те грузила и пристегнуть их, ушло б побольше времени. Кстати сказать, читатель, в его полисах страхования жизни не было условия о самоубийстве.

А двойной размер выплаты на случай убийства или смерти от несчастного случая оговаривался?

Не знаю. Итак, мы склонны верить, что Джон Артур Пейсли спланировал самоубийство с тщательностью, чтобы оно выглядело как случайное утопление. Ничто в его подготовке Компанией не научило его тому, что знает любой лодочник Восточного побережья: особенно в теплой воде газы разложения рано или поздно поднимут его к поверхности даже с тридцатью девятью фунтами свинца. Классические бандиты, как мы помним, закрепляли ноги своих жертв в целой ванне цемента. В Карибье ныряльщицкие грузила помогли б: акулы бы пустили его на переработку, не успел бы он всплыть. А у нас в Чесапике – нет.

Я это запомню.

Так я сделал бы это и сам, Сьюз. Только веса побольше: для мужчины моих габаритов как минимум сотня фунтов.

Прекрати.

Я частенько представлял, как иду на переработку местным морепродуктам, из каковых по большей части и состою.

Прекрати, пожалуйста. Значит, мы не думаем, что Пейсли обнаружил глубокого крота, или сам был кротом, или его пустили в расход КГБ или Компания.

В этом мы сомневаемся – неизменно признавая, что отнюдь не невозможны вещи и постраннее. Мы полагаем, что волокита с отпечатками пальцев и кремация в Компании, взломы и все такое – более-менее повседневные провалы, противоречия, ляпсусы, подчистки хвостов и дымовые завесы при его тайной контрактной работе, не связанные с его смертью.

Если это так, то единственные настоящие тайны, по нашему мнению, – это сломанный столик, травмы на шее и тесные трусы.

Столик Фенвику не кажется важным: Сколько всего сломанного и на борту «Поки», и на берегу сам он чинил, а оно только снова ломалось? Складные столики с креплением к переборке особенно хрупки: один тычок от потери равновесия человеком с габаритами Фенна – при умеренном, скажем, волнении или в кильватере проходящего мимо судна – вновь может отковырнуть починенное. Повреждения шеи и отклик миссус Пейсли на фотоснимки вскрытия заставляют задуматься – но мужик неделю провел в воде. На те трусы тридцатого размера мы едва ли способны выдвинуть гипотезу: чьи-то чужие, возможно – сына, примешались в стирке к его вещам и оказались в мешке с бельем, которое он взял с собой в плавание, и пришлось фот де мьё втягивать живот потуже, как иногда вынуждены делать мы, престарелые Лотарио? Трусы остаются тесной тайной. Вопрос же получше может оказаться таким: был ли у этого человека повод для самоубийства за исключением общей тяги к нему уже не молодых мужчин, чья жизнь свернула за какой-нибудь важный угол? Вот тут-то в истории вновь могут объявиться Компания и КГБ. А без них мы с тобой ничего особо загадочного в самоубийстве не нашли.

Сьюзен цитирует Эдварда Арлингтона Робинсона:

А Ричард Кори летним вечерком
Пришел домой и пулю в лоб пустил[73]

.

Фенвик в ответ: Угу.

Бедный капитан Шадрин! Мы думаем, его сцапал КГБ?

Думаем. У торговцев яхтами на Соломоне и в Аннаполисе в каталогах всегда есть некоторое количество убыточного товара Компании. Шадрин был в Вене предположительно по делам, а не в отпуске. Если не ошибаюсь, городская площадь, с которой его исчезли, – это Штефансплац, у собора. Помнишь?