Творческий отпуск. Рыцарский роман

Дугалд поднимает бокал за эту метафору и продолжает: короче говоря, ребята из Лэнгли, а также все больше девчат: это новая важная сфера вербовки, как Фенн, вероятно, слыхал, вновь процветают и готовятся к новым негласным операциям в 1980-е, кто б ни выиграл выборы в ноябре. Дугалд понимает так, что и ЦРУ, и Пентагон вновь оживляют исследования химико-биологического оружия, пребывавшие едва ль не в спячке с конца 1960-х, – пользуясь тем, что Советы недавно применили такое оружие в Афганистане, а также из-за их случайной вспышки сибирской язвы в Свердловске в 1979 году, при которой погибло более тысячи человек, а вспышка та, по его личному разумению, скорее не авария при производстве бактериологического оружия, а отказ их утлой системы здравоохранения. Нас в особенности радуют (местоимением Дугалд пользуется с невозмутимой иронией) новые разработки в области молекулярной биологии; насколько он понимает, мы либо косвенно финансируем несколько проектов по склейке генов, либо изучаем их возможности с целью разработки вирусов, от которых не существует антител или же только мы располагаем противоядиями, – но за это поручиться он лично не может. Болезнь легионеров, по информации лучшего друга Фенна, не была каким-то нашим экспериментом, что бы там ни заявляли Советы. Надо сказать, шикарное бы это было прикрытие: кто б заподозрил даже нас – пусть мы и опрыскивали Сан-Франциско пробным штаммом респираторной бациллы в конце Шестидесятых и проводили разнообразные эксперименты на ни о чем не подозревавших ветеранах войны в госпиталях Администрации по делам ветеранов – в том, что мы экспериментируем со съездом Американского Легиона в Колыбели Свободы, Городе Братской Любви? Уж несомненно мы не станем применять наши фирменные вирусы для индивидуального покушения; для этого у нас имеется обширный каталог средств, и некоторые разработаны уже после Фенвика. Но чтобы устранить небольшую сплоченную группу – скажем, лагерь партизан, – должным образом привитый антителами крот мог бы нанести кому-либо буквально поцелуй смерти. Чудеса науки.

Упоминание о кротах подводит былого наставника Фенвика – уже за кофе и сигарой – к Манфреду, кто в определенных областях выступал его наставником. Он, Дугалд, может рассказать все, что знает по этому параграфу, не боясь, что у него прочтут по губам, скажем, с другой стороны зала, заявляет он, поскольку известно ему лишь о существовании среди его профессиональных знакомых двух школ мысли, касающихся пейслиподобного исчезновения Манфреда, и обе они очевидны: близнец Фенна случайно или по заданию обнаружил глубокого крота, по-прежнему, как считалось, населявшего Управление, невзирая на Операцию Китти-Хок, и его нейтрализовали агенты либо КГБ, либо самого/ой крота; или же сам Манфред и был кротом, и его нейтрализовала команда, обнаружившая, что он таков, – а вопрос, убили его или изолировали, представляет под-школы этого мнения. Нет общего ощущения – хотя сам Дугалд такой возможности и не исключает, – что мореходное самоубийство[98] Джона Артура Пейсли попросту вдохновило Манфреда Тёрнера сделать то же самое по какой угодно причине.

И я этой возможности не исключаю, Дуг.

Не исключаешь. А тебе известны какие-либо причины, почему Граф мог бы свести счеты с жизнью?

Фенн распознает, что вопрос его друга профессионален. Отвечая прямо – что ему не известна ни одна, однако от брата он отдалился после ухода из Компании и написания «КУДОВ», – а не интересуясь, не консультант ли Управления сейчас Дугалд, он сигнализирует о своем понимании и принятии такого положения дел.

Дугалд кивает и вздыхает. Вот и мы ни одной не знаем.

Спасибо, Дуг. Вообще-то мне сложно вообразить, что Граф стал бы использовать «Поки», чтобы покончить с собой. Он знал, как я люблю это судно; знал, что мы со Сьюзен планировали провести на нем наш творческий отпуск в плавании. После его смерти я продал бы судно, если б оно не было тем, на котором Сьюзен меня соблазнила.

Понимаю.

Граф мог подолгу таить обиду; кажется, он так до конца и не простил мне то, что я, например, развелся с Мэрилин Марш. Но злобы в нем не было, и он любил свою семью. Либо его кто-то сцапал, либо он утонул случайно, и так вышло, что его, в отличие Пейсли, не нашли. Был ли он тем кротом, Дуг.

Нет. Каким-нибудь кротом – возможно, хотя глубоко убежден, что нет. Но не тем самым кротом, Фенвик. Еще до конца этого года в Федеральном суде в Балтиморе обвинят очередного как бы крота среди нас[99]. На него у нас есть все. Но и он, по нашему мнению, не тот самый крот.

Читатель уже наверняка оценил Фенвикову модуляцию вопроса на Тейлоров манер. Далее следует оценить, что, раз Дугалд ответил без колебаний и недвусмысленно, неподобающе окажется Фенну задавать дополнительные вопросы из праздного любопытства, что же именно его друг, похоже, знает: кем может оказаться «тот самый» крот.

Из кого угодно в роде занятий Графа, вместо этого замечает он, получаются серьезные враги.