Творческий отпуск. Рыцарский роман

Продолжим прогуливаться, предлагает Дугалд. Они прогуливаются – к Пенсильвания-авеню. Я верю тебе, Фенн, конечно же. Но предположим, Кармен попросит тебя, к примеру, ради ее сына развернуть серьезную кампанию по убеждению твоего сына по завершении его постдокторантского проекта продолжать свои исследования под эгидой Управления.

Ох, Дуг.

Гуляем, Фенн.

Они гуляют, но у Фенвика кружится голова.

Или если дружественному правительству случится быть не этим – Дугалд делает жест в сторону Белого дома, – тебе может выпасть убеждать Оррина делиться своими знаниями по сращиванию генов с некими частными исследователями этого правительства.

Фенн не верит своим ушам. Чили?

Я не сказал «Чили». Я сказал, правительство, дружественное к…

Я не стану этого делать, Дуг. Гасу придется умереть, если он уже не умер.

Дугалд единожды кивает. Я и не воображал, что станешь. И я, кстати, не знаю, жив или мертв этот бедный юноша. Лучше ему умереть, могу себе представить, чем оказаться в Техас-Вердес[103] или в чем-то подобном. Но Кармен может решить выйти на твоего сына непосредственно. Мальчики были близки, как я понимаю.

Оррин не станет этого делать. Пусть только, блядь, попробует!

Дугалд Тейлор, никогда не сквернословящий или иным образом мимоходом вульгарный, слегка морщится и замечает, что многие ученые любого пола известны тем, что поднимались над своими принципами.

Оррин не таков, мрачно заявляет Фенн. Для него чистая наука означает и нравственную чистоту. Дуг, я изумлен. Меня тошнит.

Извини.

Нет-нет – тебе я благодарен. И стоит ли говорить, что я знаю: ты во всем этом чист, но я все равно скажу.

Облегчение его друга зримо. Спасибо, Фенн. Я действительно чист. Но подкат к Кармен Секлер был всерьез, я думаю. Не сомневаюсь, она будет насчет него с тобой откровенна, когда ты ее увидишь.

Боже правый.

Что ж. Пара достигла касательной И-стрит к Эллипсу и стоит у Нулевой Мили. Здесь мы прощаемся. Еду в Перт в пятницу. Не спрашивай.

И не стану, Дуг. В пятницу, значит. Счастливого пути.

Дугалд раздумывает. Мы упоминали свои приступы, Фенн. Должен тебе сказать, до меня доходили слухи, которые мне бы хотелось опровергнуть, дескать, в мешочке с фокусами у наших ребят из Исследований и Разработок теперь есть сравнительно действенный возбудитель остановки сердца.

Не может быть.

Вполне возможно, что это не так, но что-то столь же мерзкое, скорее всего, есть. Все равно, возможно, тебе имеет смысл передать этот слух своему лечащему врачу, как я поступил со своим, – хотя в медицинском смысле с этими сведениями ничего сделать нельзя. Стимул якобы на сто процентов чист, хотя и близко не непогрешим.

Глаза у Фенвика Скотта Ки Тёрнера слезятся. Черт бы нас побрал, Дуг.

Да.

Тебя. Меня. Графа. Всех нас.

Ну. Мы все еще не поистине гадкое правительство, по моему мнению.

Но уж точно, к черту, гадством не обделены.

Дугалд вздыхает и кивает. Мы не обделены гадством. Видерзеен, Фенн. Попутного ветра. Поцелуй от меня Сьюзен.

Фенвик протягивает руку – и тут совместным, пускай и не вполне одновременным позывом друзья сами быстро целуются на прощанье. Молодой черный, проходящий мимо с радиоприемником размерами с чемоданчик разъездного торговца для образцов, говорит: Пидары. Фенн ухмыляется, произносит: Боже благослови Америку, и пожимает гладкую руку друга. Дугалд блестит глазами.

Вторая ордалия Фенна, о которой не сообщается, происходит двумя часами позже в автобусе по пути домой, где-то между Шарлотт-Холлом и Мекэниксвиллом в южном Мэриленде. Он рассказывает своей записной книжке о Дугалде Тейлоре: если точнее, на этом отрезке дороги раздает вымышленные имена с уместно шотландским звучанием на тот случай, если Дуг вдруг окажется в списочном составе нашей истории, размышляя при этой раздаче об их послеобеденной беседе и долгой дружбе[104], когда уже вторично за полвека очень крупная рука у него в груди хватает и сжимает его сердце так же, как он сжимал руку Дугалда Тейлора. Приступ слабенький, ничего настолько мучительного или чреватого последствиями, как его предшественник годом ранее. Он распускает на себе галстук. Пульс у него по-прежнему высок, вероятно – от испуга, и он весь в поту.

Весь остаток автобусной поездки ему не дает покоя очевидный вопрос – и опять станет мучить его после того, как Фенн отвлечется на сравнение официальных ордалий со Сьюзен. Сходным же манером – и некие под– или вспомогательные вопросы, как, например, мог ли оказаться Дугалд непредумышленным передатчиком адского нового (по слухам) токсина НИОКРа и подогнали ль его дозу до уровня Предупреждение; даже допускают ли правила драматургии сцену, начинающуюся с диалога о невероятном совпадении и заканчивающуюся невероятным совпадением. Может ли пистолет, висящий на стене в Действии Первом, спрашивает он свою записную книжку, выстрелить в Действии Первом?