Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

Несмотря на позитивную реакцию русской печати начала ХIХ века на творчество Томаса Мура, особенно заметную после появления второй части «Лалла Рук» («Рай и пери») в переводе В.А.Жуковского («Пери и ангел») на страницах «Сына отечества» в 1821 г., мы можем видеть отрицательное отношение к Муру и его произведениям со стороны А.С.Пушкина, чей голос звучал одиноко. Пушкин писал П.А.Вяземскому 2 января 1822 г.: "Жуковский меня бесит – что ему понравилось в этом Муре? чопорном подражателе безобразному восточному воображению? Вся «Лалла-рук» не стоит десяти строчек «Тристама Шанди»¹. Подтверждением прочности негативного отношения Пушкина к «безобразному восточному воображению», которому напрасно подражал Мур, являются другие суждения, сохранившиеся в эпистолярии великого русского поэта. В частности, 27 июня 1822 г. в письме Н.И.Гнедичу Пушкин говорил о досаде, испытываемой при появлении переводимых Жуковским «уродливых повестей Мура». Признавая, что «английская словесность начинает иметь влияние на русскую», великий русский поэт вместе с тем проводил четкую разделительную грань между творчеством Байрона и Мура: «С нетерпением ожидаю „Шильонского узника“; это не чета „Пери“ и достойно такого переводчика, как певец Громобоя и Старушки» (т.9, с.42).

Пушкин аргументированно раскрывает внутреннюю сущность своего негативного восприятия художественного творчества Мура, при этом вновь противопоставляя его и Байрона в письме П.А.Вяземскому, датируемом концом марта – началом апреля 1825 г.: "…знаешь, почему не люблю я Мура? – потому что он чересчур уже восточен. Он подражает ребячески и уродливо – ребячеству и уродливости Саади, Гафиза и Магомета. – Европеец, и в упоении восточной роскоши, должен сохранять вкус и взор европейца. Вот почему Байрон так и прелестен в "Гяуре", в "Абидосской невесте" и проч." (т.9, с.142). Не изменяя своего мнения с течением времени, Пушкин снова отрицательно высказывается по поводу "Лаллы Рук" Мура и во второй половине ноября 1825 г. в письме П.А.Вяземскому: "Поступок Мура (сожжение Муром записок Байрона. – Т.Я.) лучше его "Лалла-Рук" (в его поэтическом отношенье)" (т.9, с. 215).

В своем отрицательном восприятии "восточной роскоши" Мура Пушкин во многом опередил время и потому долго не встречал понимания современников; только в 1830-е гг. полемические суждения о "восточном воображении" Мура стали появляться в отечественной публицистике и литературной критике. Пушкин формировал свое представление о "Лалла Рук" и творчестве Мура не только на основе знакомства с переводом В.А.Жуковского "Пери и ангел", но и под влиянием опубликованного в 1821 г. в "Соревнователе просвещения и благотворения" (ч.16), а затем и отдельным изданием, прозаического фрагмента из "Лалла Рук" в переводе Н.А.Бестужева. В библиотеке Пушкина имелся полный прозаический перевод "Лалла Рук" на французский язык², выпущенный Амедеем Пишо в 1820 г.³, из чего можно заключить, что великий русский поэт был знаком со всеми частями произведения Мура и мог высказывать суждения, исходя из целостного восприятия всего текста.

Неизменно отслеживая появление в русской периодике все новых и новых переводов из Т.Мура, в том числе осуществленных П.А.Вяземским, И.И.Козловым, Пушкин не только не менял своего известного отношения к творчеству автора "Лалла Рук", но и во многом переносил свою антипатию на тех современных русских поэтов, которые стремились следовать традиции Мура, подражали восточным мотивам его поэмы. Здесь можно, в частности, назвать имя А.И.Подолинского, опубликовавшего в 1827 г. свою первую поэму ("повесть в стихах") "Див и пери", вселившую во многих представителей литературной среды надежду на появление нового самобытного дарования. Оппонент пушкинского круга Н.А.Полевой и его единомышленники со страниц русской периодики стали благодарить Подолинского "от имени человечества", что со стороны трудно было воспринять без иронии. Пушкин не принимал поэму Подолинского по той же причине, по какой не мог принять перевод Жуковского "Пери и ангел" – в этих поэмах предельно вычурно, в неприемлемой для великого поэта форме проявился ориентальный колорит.