У представителей пушкинского окружения вызывали недоумение повелительность тона и отсутствие определенности в хвалебных высказываниях Н.А.Полевого, односторонность его самоуверенных рассуждений, вредно повлиявших на молодого Подолинского, который стал еще более небрежен в своей языковой благозвучности, что и проявилось во второй его поэме "Борский", отрицательно встреченной русской критикой4
. На вечере у А.А.Дельвига 24 февраля 1829 г., где в числе гостей был и Подолинский, «мальчик, вздутый … панегиристами и Полевым», Пушкин высказал интересную мысль, на следующий день переданную С. П. Шевыревым в письме М.П.Погодину: "Полевой от имени человечества благодарил Подолинского за «Дива и пери», теперь не худо бы от лица вселенной побранить его за «Борского»5. Таким образом, мы можем говорить об отрицательном отношении Пушкина не только к Муру, но и к его молодому русскому последователю А.И.Подолинскому.Упомянутый выше С.П.Шевырев в статье, посвященной "Манфреду" Байрона в переводе М. П. Вронченко, относил Мура и Пушкина к разным группам писателей. Первая группа, черпавшая материал для творчества из внешнего мира, включала, помимо Пушкина, также И.—В.Гете, В.Скотта, В.Ирвинга, Ф.Купера, ко второй группе, изначально обращавшейся к миру внутреннему, миру души, причислялись Ф.Шиллер, Дж.—Г.Байрон, Т.Мур, В.А.Жуковский, А.Мицкевич. "Наш Пушкин", по мнению С.П.Шевырева, в отдельных романтических поэмах (прежде всего, в "Кавказском пленнике" и "Бахчисарайском фонтане") "переходит во второй ряд, но … в сих произведениях он является более подражателем, нежели оригинальным"6
.Вместе с тем нельзя не сказать о спорных попытках современников и некоторых исследователей жизни и творчества Пушкина сблизить отдельные его произведения с сочинениями Мура. Эти попытки берут свое начало от известного суждения Кс. А.Полевого, заявившего в 1834 г., что Пушкин – "род нашего Байрона с примесью Мура"7
. После выхода в свет книги П.В.Анненкова «Материалы для биографии Пушкина» (СПб., 1855) появились многочисленные отклики (Н.Г.Чернышевский, А.В.Дружинин, Н.А.Добролюбов, А.А.Григорьев и др.), в числе которых была и рецензия В.П.Гаевского, высказавшего в «Отечественных записках» предположение о наличии традиции Мура в стихотворении Пушкина «Эхо» (1831): "Главная мысль в нем принадлежит самому Пушкину, но некоторые подробности и даже размер стихотворения обличают автора «Ирландских мелодий»8. Наблюдение Гаевского побудило издателей произведений Пушкина конца ХIХ – начала XX века публиковать стихотворение «Эхо» с подзаголовком «Из Томаса Мура», пока Н.В.Яковлев не установил перекличку между «Эхом» Пушкина и более ранним стихотворением Б.Корнуолла «Прибрежное эхо»9. В опубликованной позднее работе «Из разысканий о литературных источниках в творчестве Пушкина» Н.В.Яковлев пытался сблизить «Египетские ночи» Пушкина и «New Thoughts on Old subjects» (1828) С.—Т.Колриджа, где некий импровизатор пытается кратко передать суть одной из «Ирландских мелодий» Т.Мура – «Believe me if all those endearing young charms…»10, однако и эту попытку проведения опосредованной параллели между Пушкиным и Муром следует признать зыбкой, неимеющей существенных доказательств.Попытки исследователей найти точки сближения между произведениями Мypa и Пушкина имели под собой определенные основания, связанные, в частности, с анализом круга чтения как самого великого русского поэта, так и его современников. Например, известно, что сочинения Мура имелись в библиотеке с. Тригорского11
, причем Анна Николаевна Вульф была большой почитательницей английского поэта. Данное обстоятельство, подтвержденное Пушкиным в письме к брату Анны Николаевны Алексею от 16 октября 1829 г. («В Малинниках застал я одну Анну Николаевну с флюсом и с Муром»; т.9, с.295), позволяет предположить, что Пушкин мог брать книги Мура из библиотеки своей тригорской знакомой12. В альбоме Анны Н.Вульф, хранящемся в ИРЛИ13, имеются многочисленные выписки из «Ирландских мелодий» в английском подлиннике и в русских переводах М.П.Вронченко и П.А.Вяземского14.