Творчество Томаса Мура в русских переводах первой трети XIX века

В знаменитом стихотворении Пушкина "К***" ("Я помню чудное мгновенье…", 1825), посвященном А.П.Керн, можно видеть характерный образ "гения чистой красоты": "Я помню чудное мгновенье: // Передо мной явилась ты, // Как мимолетное виденье, // Как гений чистой красоты" (т.2, с.89). Известно, что Пушкин высоко ценил стихотворение А.А.Дельвига "В альбом" ("О, сила чудной красоты!..", 1823)²¹, нарушавшее анакреонтический союз вина и любви, традиционно воспевавшийся поэтами в лицейские годы: «О, сила чудной красоты! // К любви, по опыту, холодный, // Я забывал, душой свободный, // Безумной юности мечты; // И пел, товарищам угодный, // Вино и дружество – но ты // Явилась, душу мне для муки пробудила, // И лира про любовь опять заговорила»²². Лексемы, нестандартизованные словосочетания, использованные Дельвигом, – «чудной красоты», «ты явилась» – впоследствии встречаются в строках пушкинского шедевра. И у Дельвига, и у Пушкина говорится о том, что подлинное вдохновение, временно покинувшее поэта, возвращается вместе с чудной, чистой красотой – воплощением поэзии и любви. Пушкину, почувствовавшему благозвучие некоторых из предложенных Дельвигом художественных форм, удалось успешно перенести их в свое совершенное произведение.

Однако появление у Пушкина образа "гения чистой красоты" вряд ли можно связывать лишь с творчеством А.А.Дельвига. В стихотворении "Лалла Рук", созданном В.А.Жуковским в Берлине между 15 (27) января и 7 (19) февраля 1821 г. и посвященном августейшей ученице – великой княгине Александре Федоровне, участвовавшей в центральной роли Лаллы Рук в дворцовом спектакле²³, есть такие строки: «Ах! не с нами обитает // Гений чистой красоты: // Лишь порой он навещает // Нас с небесной высоты»²⁴. О том, что Пушкин был знаком со стихотворением поэта-предшественника, свидетельствует, в частности, переписанное рукою Пушкина в сокращенном виде рассуждение, приложенное В.А.Жуковским к «Лалла Рук»²⁵. В черновиках восьмой главы «Евгения Онегина» Пушкина на отдельном листе вместе со строфой XLVI сохранилась строфа, которая должна была, по-видимому, следовать за XXX строфой²⁶, но не вошла в окончательный текст романа в стихах: «И в зале яркой и богатой, // Когда в умолкший, тесный круг, // Подобна лилии крылатой, // Колеблясь, входит Лалла-Рук» (т.4, с.489). Символично, что под именем Лаллы Рук у Пушкина скрывается всё та же августейшая особа – Александра Федоровна, в ту пору уже царица, жена российского императора Николая I.

О заимствовании Пушкиным образа "гения чистой красоты" из "Лалла Рук" В.А.Жуковского писали H.И.Черняев²⁷ иА.И.Белецкий²⁸, однако и здесь не всё так однозначно, как может представляться поначалу: данный образ встречается в других сочинениях Жуковского – заметке «Рафаэлева мадонна» (1821; «…и она была там, где только в лучшие минуты жизни быть может. Гений чистой красоты был с нею»²⁹) и стихотворении «Я музу юную, бывало…» (1823; «Цветы мечты уединенной // И жизни лучшие цветы, – // Кладу на твой алтарь священный // О, гений чистой красоты!»³⁰). И.П.Галюн указывает на связь образа «мимопролетевшего гения» как символа прекрасного в произведениях В.А.Жуковского с традицией творчества близкого иенским романтикам Ф.Шеллинга (стихотворение «Lied»)³¹.

Размышляя в "Лалла Рук" о "гении чистой красоты", В.А.Жуковский акцентировал внимание на скоротечности бытия, краткости мига поэтического вдохновения, когда перед творцом возникает облик высшей красоты. В порыве творческого вдохновения поэт отрывается от бренной земной оболочки, от всего того, что стало непререкаемой ценностью для этого мира, для окружающих, что значимо для него в реальной жизни, и при этом не ощущает духовной дисгармонии, ибо недостаток земного общения ему компенсирует способность при помощи богов освобождать свой дух от оков повседневности, задумываться над вечными и трагическими загадками бытия. В подобном ключе рассуждал о вдохновенном творце и Пушкин в "Поэте" (1827), а также в "Египетских ночах", где показано преображение человека в миг "приближения бога", создан образ итальянца-импровизатора, неординарного, вдохновенного поэта в минуты творчества, однако ничтожного и алчного обывателя в своей повседневной жизни³².