Чудищ видений ночей черные призраки.Черные львы.Плясунья-шалунья вскочила на дерево,Стоит на носке, другую, в колене согнув, занесла над головой,И согнута в локте рука.Кружев черен наряд. Сколько призраков!Длинная игла дикобраза блестит* в лучах Ая.Ниткой перо примотаю и стану писать новые песни.Очень устал. Со мною винтовка и рукописи.Лает лиса за кустами.Где развилок дорог поперечных, живою былинойЛег на самой середке дороги, по-богатырски руки раскинул.Не ночлег, а живая былина Онеги.Звезды смотрят в душу с черного неба.Ружье и немного колосьев — подушка усталому.Сразу заснул. Проснулся, смотрю — кругом надо мноюНа корточках дюжина воинов.Курят, молчат, размышляют. «По-русски не знай».Что-то думают. За плечами винтовки.Покрытые роскошью будущих выстрелов,Груди в широкой броне из зарядов*.«Пойдем». Повели. Накормили, дали курить голодному рту.И чудо — утром вернули ружье. Отпустили.Ломоть сыра давал мне кардаш*,Жалко смотря на меня.
18
— Садись, Гуль-мулла.Черный горячий кипяток, брызнул мне в лицо?Черной воды?* Нет — посмотрел Али-Магомет, засмеялся:— Я знаю, ты кто.— Кто?— Гуль-мулла.— Священник цветов?— Да-да-да.Смеется, гребет.Мы несемся в зеркальном заливеОколо тучи снастей и узорных чудовищ с телом железным,С надписями «Троцкий» и «Роза Люксембург».
19
«Лодка есть,Товарищ Гуль-мулла! Садись, повезем!Денег нет? Ничего.Так повезем! Садись!» —Наперебой говорили киржимы*.Я сажусь к старику. Он добродушен и красен, о Турции часто поет.Весла шум<ят>. Баклан полетел.Из Энзели мы едем в Казьян*.Я счастье даю? Почему так охотно возят меня?Нету почетнее в Персии —Быть Гуль-муллой,Казначеем чернил золотых у весны.В первый день месяца АйКрикнуть, балуя: «Ай!»Бледному месяцу Ай,Справа увидев.Лету — крови своей отпустить,А весне — золотых волос.Я каждый день лежу на песке,Засыпая на нем.]