Творения. Том первый. СЛОВА.

7. Так говорили братья мучителю. А как убеждали они друг друга! И какое представляли из себя зрелище – подлинно прекрасное и священное! Для душ боголюбивых оно приятнее всего, что только можно видеть и слышать. Я сам при одном воспоминании исполняюсь удовольствием, созерцаю перед собой мысленно подвижников и услаждаюсь повествованием о них. Они обнимали и лобызали друг друга; для них наступил праздник как бы по совершении уже подвигов. «Пойдем, братия, – взывали они, – пойдем, поспешим на мучения, пока мучитель пылает еще на нас гневом, чтобы нам не утратить спасения, если он смягчится. Пир готов; не лишим себя оного. Прекрасно видеть братьев, которые живут вкупе (Пс. 132:1), вместе веселятся и служат друг другу щитом; но еще прекраснее, если они вместе бедствуют за добродетель. Если бы за отеческие постановления можно было подвизаться с оружием в руках, и в таком случае смерть была бы похвальна. Но поелику не сего требуют обстоятельства, то принесем в жертву самые тела. Да почему же и не пожертвовать ими? Если не умрем теперь, то разве никогда не умрем? Разве никогда не воздадим должного природе? Лучше обратим в дар, что надобно уступать по необходимости: перехитрим смерть, всем общее обратим в свою собственность и ценой смерти купим жизнь. Ни один из нас да не будет животолюбив и робок. Пусть мучитель, преткнувшись о нас, отчается и в других. Пусть сам он назначает порядок, кому за кем страдать; если кто и заключит собой ряд гонимым, сие не сделает различия в горячности нашего усердия. Первый из пострадавших да будет для других путем, а последний – печатью подвига. Все с равной твердостью положим на сердце, чтобы целым домом приобрести нам венцы, чтобы гонитель не имел в нас ни единой доли и не мог в кичении злобы похвалиться победой над всеми, победив одного. Докажем, что мы друг другу братья не только по рождению, но и в самой смерти; постраждем все как один, и каждый из нас да постраждет равно всем. Прими нас, Елеазар; последуй за нами, матерь; погреби великолепно мертвецов своих, Иерусалим, если только останется что для гроба; рассказывай о нас последующим родам и чтителям твоим показывай священное место погребения единоутробных!»

8. Так говорили и действовали они; так по старшинству лет поощряли друг друга, подобно тому как вепрь острит один зуб другими. Все они сохраняли одинаковую ревность к удовольствию и удивлению единоплеменников, в страх и ужас врагам. И враги хотя смело ополчились против целого народа, но единодушием семи братьев, подвизающихся за благочестие, столько были посрамлены, что теряли уже приятную надежду одолеть и прочих.

А мужественная и подлинно достойная таких доблестных сынов матерь, эта великая и высокая духом питомица закона, порываемая двумя сильными движениями сердца, ощущала в себе смешение и радости и страха: радости – по причине мужества сынов и всего ею видимого, страха – по неизвестности будущего и по причине чрезмерных мучений. И, как птица, которая видит, что змея ползет к птенцам или другой кто злоумышляет против них, она летала вокруг, била крылами, умоляла, разделяла страдания детей. И чего ни говорила, чего ни делала, чтобы воодушевить их к победе! То похищала капли крови, то поднимала отторженные части членов, то благоговейно припадала к останкам; собирала члены одного сына, а другого отдавала мучителям и третьего приготовляла к подвигу. Всем возглашала: «Прекрасно, дети! Прекрасно, доблие мои подвижники, почти бесплотные во плоти, защитники закона, моей седины и святого града, который вас воспитал и возвел на такую высоту доблестей! Еще немного, и мы победили! Мучители утомились – сего одного боюсь. Еще немного, и я – блаженная из матерей, а вы – блаженные из юношей! Но вам жалко разлучиться с матерью? Не оставлю вас, – обещаю вам это. Я не ненавистница детей своих».