Творения. Том первый. СЛОВА.

38. Но не умолчу о следующем добром качестве в моем родителе. Он во всем был терпелив и выше нужд земной оболочки. Когда же страдал от последнего недуга, начавшегося вместе со старостью, весьма продолжительного и мучительного, тогда болезненное состояние было для него нечто общее со всеми людьми, но в перенесении болезни не имел он ничего общего с другими; а напротив того, здесь видно было нечто ему одному свойственное и подобное чудесам, совершившимся с ним прежде. Часто не проходило дня, даже часа, в который бы не чувствовал он болезненных припадков, но укреплял себя единой Литургией, и болезнь, как бы гонимая чьим повелением, оставляла его. Прожив почти до ста лет, сверх пределов, положенных Давидом пребыванию нашему на земле, и из них сорок пять лет, что составляет меру человеческой жизни, проведя в священстве, отрешается он, наконец, от жизни в старости доброй. И как отрешается? В молитвенном положении и со словом молитвы, не оставляя и следа злобы, но оставив множество памятников добродетели. А потому у каждого на языке и в сердце уважение к нему более, нежели человеческое. И нелегко найти человека, который бы, вспоминая о нем, не лобызал его в своем воображении, по слову Писания, положив на устех руку (Иов. 39:34). Такова была жизнь его, таковы последние дни жизни, такова кончина!

39. Поелику же нужно было, чтобы и для потомства остался памятник его щедрости, то можно ли желать лучшего, чем этот храм, воздвигнутый им Богу и для нас? Немногим воспользовавшись из народного подаяния, а большую часть пожертвовав от себя, совершил он дело, о котором нельзя умолчать, разумею храм, величиной превосходящий многие и красотой почти все другие храмы. Имея вид равностороннего осьмиугольника, над прекрасными столпами и крыльцами подъемлет он вверх свои своды с изображениями на них, не уступающими самой природе, а сверху осиявает небом и озаряет взоры обильными источниками света, как истинная его обитель; со всех сторон окружен переходами, выдающимися под равными углами, сделанными из блестящего вещества и заключающими внутри себя большое пространство. Сияя изяществом дверей и преддверий, приглашает он издали приходящих; не говорю уже о внешнем украшении, о красоте четвероугольных камней, неприметно между собой соединенных, из которых одни, в основаниях и надглавиях украшающих углы, мраморные, а другие добыты здесь, но ничем не уступают чужеземным. Не говорю о различных, видом и цветом выдавшихся и вдавшихся поясах от основания до вершины, которая, ограничивая взор, подавляет собой зрителя. Но как могло бы слово в столь короткое время изобразить произведение, которое требовало большого времени, многих трудов и искусства? Или довольно будет сказать одно то, что, когда другие города украшаются многими и частными, и общественными зданиями, нам одно сие здание приобретет славу у многих. Таков сей храм! А как для храма нужен стал иерей, то от себя же дает и иерея, не могу сказать, соответствующего ли храму, однако же дает. Поелику же требовались и жертвы, то предлагает в жертву страдания сына и его терпение в страданиях, да будет от него Богу вместо подзаконной жертвы всеплодие словесное, жертва духовная, прекрасно потребляемая.

40. Что скажешь, отец мой? Достаточно ли сего? И сие мое похвальное слово, напутственное или надгробное, примешь ли в воздаяние за труды, какими ты обременял себя для моего образования? И дашь ли по древнему обычаю мир слову? Здесь ли положишь ему предел, не терпя того, чтобы оно вполне было соразмерно твоим заслугам? Или пожелаешь каких дополнений? Знаю, что и сим удовольствуешься. Но, хотя и достаточно этого, позволь еще присовокупить следующее. Поведай нам, какой сподобился ты славы, каким облечен светом, каким облечется вскоре супружница твоя, каким облечены чада, которых сам ты предал погребению; прими и меня в те же селения или прежде новых злостраданий, или по кратком злострадании в жизни сей! А прежде горних селений сим сладостным камнем, который приготовил ты для обоих, еще здесь почтив твоего и соименного тебе иерея, извини меня за сие слово, с твоего позволения и предложенное и предначатое, и безбедно веди, во-первых, всю твою паству и всех архиереев, именовавших тебя отцом своим, а преимущественно меня, потерпевшего от тебя принуждение и над которым ты властительствовал отечески и духовно, – веди безбедно, чтобы мне не всегда жаловаться на твое принуждение.

41. Что же думаешь ты,[160] судия слов и движений моих? Если сказанного достаточно и ожидание твое удовлетворено, произнеси приговор – я приемлю оный. Ибо суд твой поистине суд Божий. Если же слово мое ниже и его [161] славы, и твоего ожидания – помощник близко; как благовременный дождь, пошли глас твой, которого ожидают его доблести. И, конечно, не маловажны причины, по которым он обязывает тебя к сему, и как пастырь пастыря, и как отец сына по благодати. Что удивительного, если тот, кто через тебя возгремел вслух вселенной, сам насладится сколько-нибудь твоим гласом?