Творения. Том первый. СЛОВА.

42. Что же остается еще? Вместе с духовной Саррой, супругой великого отца нашего Авраама и ему равнолетной, полюбомудрствовать несколько о погребальном. Матерь моя! Не одинаково естество Божеское и человеческое, или, говоря общее, не одинаково естество Божественного и земного. В Божественном неизменяемо и бессмертно как самое бытие, так и все, имеющее бытие; ибо в постоянном все постоянно. Что же бывает с нашим естеством? Оно течет, сотлевает и испытывает перемену за переменой. Посему жизнь и смерть, нами так называемые, как ни различны по видимому между собой, входят некоторым образом одна в другую и сменяют друг друга. Как жизнь, начинаясь тлением – нашей матерью, и продолжаясь через тление – непрестанное изменение настоящего, оканчивается тлением – разрушением сей жизни, так смерть, избавляющая нас от здешних бедствий и многих приводящая в жизнь горнюю, не знаю, может ли быть названа в собственном смысле смертью. Она страшна только именем, а не самым делом; и едва ли не безрассудной предаемся мы страсти, когда боимся того, что не страшно, а гонимся, как за вожделенным, за тем, чего должно страшиться. Одна для нас жизнь – стремиться к жизни, и одна смерть – грех, потому что он губит душу. Все же прочее, о чем иные думают много, есть сонное видение, играющее действительностью, и обманчивая мечта души. Если же так будем рассуждать, матерь моя, то не будем и о жизни думать высоко, и смертью огорчаться чрез меру. Что ужасного в том, что переселяемся мы отселе в жизнь истинную, избавившись превратностей, пучин, сетей, постыдного оброка и вместе с постоянными и непреходящими существами будем ликовствовать как малые светы окрест великого Света? 43. Тебя печалит разлука; да возрадует же надежда. Для тебя страшно вдовство; но оно не страшно для него. И где же будет доброта любви, если будем для себя избирать легкое, а ближнему отделять труднейшее? Во всяком случае, что тяжкого для той, которая сама вскоре разрешится? Срок близок; скорбь не продолжительна. Не станем малодушными помыслами обращать легкое в тягостное. Великого лишились мы, зато и обладали великим. Потери несут все, а обладают немногие. Да не сокрушает первое, но да утешает последнее. Справедливость требует, чтобы лучшее одерживало верх. Ты с великим мужеством и любомудрием переносила потерю детей, которые были еще в цветущих летах и годны для жизни; перенеси же смерть престарелой плоти, утружденной уже жизнью, хотя душевная сила и сохраняла в ней чувства здравыми. Но ты имеешь нужду в попечителе? Где же твой Исаак, которого оставил он тебе взамен всех? Требуй от него малого – руковождения и услуг, и воздай ему вящее – матернее благословение, молитвы и будущую свободу. Но ты негодуешь за предложение советов – хвалю за сие, потому что сама подавала советы многим – всем, кто ни прибегал к твоему благоразумию во время продолжительной твоей жизни. Не к тебе и слово, любомудрейшая из жен; пусть будет оно общим врачевством утешения для плачущих, да разумеют сие люди, предпосылающие подобных себе людей!

СЛОВО 19, сказанное св. Григорием Богословом о словах своих Юлиану, производившему народную перепись и уравнение податей

1. Какая насильственная власть, которая постоянно мучит меня из любви! Какая моя мудрость и опытность, когда каждый праздник вызывают меня на борьбу! Я не нахожу в себе никакой мудрости, ни опытности, как ни разбираю и ни испытываю сам себя. Одно, правда, сознаю в себе, что, может быть, и не маловажно, хотя некоторые называют это скудоумием, – я бы желал каждую минуту умерщвлять в себе жизнь, а жить жизнью, сокровенной во Христе, стать не мелочным купцом, но на все, что имею у себя, купить драгоценную жемчужину, все преходящее и тленное променяв на постоянное и небесное. Такое приобретение, конечно, всего важнее и надежнее для имеющего ум. Но если сие для меня невозможно, то я желал бы устоять, по крайней мере, в другом и престол уступить желающим, а самому всю жизнь быть ребенком и учеником, пока не измою всей горечи сладкими водами учения. 2. Пусть было бы сие одним и первым делом моего любомудрия или скудоумия; а вторым и важнейшим – следующее: поелику я не в состоянии удерживать словом моим слово многих и овладевшее ныне всеми стремление и желание учить и говорить о духовном, не имея в себе Духа, то идти другим путем, сколько я уверен, и лучшим и менее трудным, став примером молчания, научить всех безмолвию; и кто высоко о мне думает, того устыдить превосходством, а кто низко и менее надлежащего, того довести до скромности равенством достоинств. Такова причина моего молчания, такова тайна нашего воздержания!