Творения. Том первый. СЛОВА.

14. Но для вас неприятно сие, болезнует язык и мучится возражением? Рассмотрю со временем и возражение ваше, или рассмотрят его те, у кого более, нежели у меня, времени. Узнаем и прекрасные ваши порождения или исчадия, когда, жестким и твердым словом разбив и сокрушив яица аспидска (Ис. 59:5), покажем, что они пусты и надуты одним воздухом, и обнаружим, какой кроется в них василиск нечестия, – василиск, но уже мертвый, несовершенный, не движущийся, умерший в муках рождения и прежде, нежели родился, не существовавший (говорю вашими словами, чтобы сказать что-нибудь и вам угодное), сколько ненавистный в своем зачатии, столько же жалкий и при извержении на свет. А сие, сколько знаю, дарует нам Тот, Кто дал власть наступать на аспида и василиска (Пс. 90:13) и попирать змиев и скорпионов (Лк. 10:19), Кто сокрушит под ноги наша вскоре (Рим. 16:20) и сатану, или по причине прежней светозарности яко молнию с небесе спадша (Лк. 10:18), или потому, что впоследствии он сделался изогбенным и превратился в пресмыкающегося, подобно змию бегающего, – сокрушит, чтобы и нам успокоиться несколько от бед, как ныне, так и впоследствии, когда совершенно отбежит от нас и болезнь, и печаль, и воздыхание, о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава и держава во веки веков, аминь.

СЛОВО 23, о мире, сказанное в Константинополе по случаю распри, происшедшей в народе, о некоторых несогласных между собой епископах [199]

1. Любезный мир, вожделенный делом и именем, который подал я ныне людям, и получил взамен, не знаю, искренний ли от всех и достойный Духа глас или народный только договор (к вящему нашему осуждению!), нарушаемый пред свидетелем Богом! Любезный мир – мой труд и моя похвала, о котором слышим, что он Божий, что Бог есть его Бог и что Сам Бог им именуется, как в следующих словах: мир Божий (Флп. 4:7), Бог мира (2 Кор. 13:11), Той есть мир наш (Еф. 2:14), – и которого мы при всем этом не уважаем! Любезный мир – благо, весьма восхваляемое и не многими хранимое, – где ты скрывался от нас столько времени и когда возвратишься к нам? Весьма сильно и более всякого другого люблю и лобызаю тебя, заботливо храню, когда ты с нами, и со многими слезами и рыданиями призываю, когда оставляешь нас. Не взывали так ни патриарх Иаков к Иосифу, проданному братьями, а по мнению отца, похищенному зверем, ни Давид к другу своему Ионафану, падшему во брани, а впоследствии к сыну Авессалому. Один, истерзанный горестью в родительском сердце, вопиял: зверь восхити Иосифа (Быт. 37:33), зверь лютый и неукротимый, и, положив перед собой окровавленную одежду сына, обнимал ее вместо сыновнего тела, в одном и том же находя и пищу, и облегчение скорби. Другой то проклинает горы, на которых происходила брань, взывая: «Горы Гелвуйские, да не падет на вас ни дождь, ни роса! Как сокрушился лук Ионафанов и сила его!», то оправдывает отцеубийцу, как бы ничем не оскорблял он отца, и примиряется с мертвым, может быть, и потому сетуя о сыне, что он занес руку на отца. Таково родительское сердце! Кого на брани отражал как врага, того по смерти оплакивает как друга. Природа всего могущественнее, она препобеждает и вражду.

2. Достойно сожаления, что Кивот задержан иноплеменниками, что Иерусалим сравнен с землей и попирается язычниками, что сыны Сиона, драгоценные и ценимые на вес золота, отведены в плен, доселе в рассеянии и составляют народ чуждый в мире и скитающийся. Горестно и то, что видим и слышим ныне: отеческие грады ниспровергнуты, тысячи людей падают, земля обременена пролитой кровью и множеством падших, народ иноязычный [200] ходит по чужой области, как по своей. И не по малодушию защитников (никто не обвинит их в этом; они те же самые, которые покорили едва не целую вселенную!), но за наши пороки, за овладевшее нами нечестивое учение о Троице постигли нас все сии бедствия и верх бедствий. Кто будет оспаривать сие, если умеет определить тяжесть несчастья по тем страданиям, какие мы сами претерпели или разделяли с другими? Но все сие мало в сравнении с тем, что изгнан мир, похищено благолепие Церкви, унижено древнее достоинство; до того превращен порядок, что мы, сделавшиеся прежде из не народа народом, из не языка языком, подвергаемся теперь опасности – из самого великого народа и языка опять стать не народом и не языком, чем были вначале, когда не начальствовал над нами ты, когда мы не собрались еще под единое имя и единый чин.