Творения. Том первый. СЛОВА.

3. Действительно, теперь оказывается, что удобнее переносить злополучие, нежели сохранять благополучие; потому что и мы, когда восставали на нас брани, были укрепляемы и теснее соединяемы гонениями, а когда совокупились воедино, тогда ослабели. И кто из благомыслящих не стал бы оплакивать настоящего времени? Но кто найдет слово, равняющееся бедствию? В мире живут разбойники, которых связало злодеяние. В мире живут замышляющие о насильственной власти, сообщники воровства, заговорщики мятежа, соучастники прелюбодеяния. В мире живут и певцы одного хора, и воины одного отряда, и пловцы одного корабля. Не стану говорить о наследствах, разделяемых поровну, о противоположных мерах правления, о преемстве общественных служений, о постепенности и законном порядке начальств. Даже редко видим, чтобы и сия пресловутая софистика или грамматика (не касаюсь философии, из ревности к которой молодые люди бесятся и сходят с ума) предавалась крамолам, чаще же соблюдает она мир. Но у нас нет согласия и союза; никогда не можем сойтись в одном, не видим даже и способа уврачевать такую болезнь; но как будто бы и учим и учимся злонравию, а не добродетели; много трудимся над тем, чтобы поджигать раздор; о единомыслии же мало заботимся или и вовсе не заботимся.

Когда другие не соблюдают согласия, тогда их раздор не ведет ни к чему важному. А некоторым лучше быть в раздоре, нежели в единомыслии. Ибо кто из здравомыслящих похвалит союз, заключенный на худое дело? 4. Но если бы у нас кто спросил: что мы чествуем и чему поклоняемся? Ответ готов: мы чтим любовь. Ибо, по изречению Святого Духа, Бог наш любы есть (1 Ин. 4:8), и наименование сие благоугоднее Богу всякого другого имени. А что главное в Законе и Пророках? И на сие не позволяет евангелист (Мф. 22:40) дать иного ответа, кроме прежнего. Почему же мы, чтители любви, так ненавиствуем и сами ненавидимы? Почему мы, чтители мира, немилосердно и непримиримо враждуем? Почему мы, основанные на камне, зыблемся, утвержденные на краеугольном камне – распадаемся, призванные во свет – омрачаемся? Почему мы, служители Слова, довели себя до такого молчания, или бессловесия, или оцепенения, или... не знаю, как назвать еще.

И в пище, и во сне, и в позорных делах есть, как говорят, мера сытости: все, не одно скорбное, но и самое приятное, возбуждает наконец отвращение, потому что все из одного переходит и превращается в другое. Но у нас нет конца взаимным поражениям друг друга, не только между разномыслящими и несогласными в учении о вере (сие было бы менее прискорбно, извинялось бы ревностью, одним из похвальных качеств, пока она в пределах), но и между единомышленными, у которых в одном и том же одни и те же противники. Это всего бедственнее и жалостнее. 5. И что сему причиной? Может быть, любоначалие, или корыстолюбие, или зависть, или ненависть, или презорство, или другая какая страсть, которых не видим и в самых безбожниках.