Творения. Том первый. СЛОВА.

Недаром Назианзин всегда пользовался в Церкви огромным влиянием и глубоким уважением наравне с другими первоклассными церковными писателями, вселенскими светилами и столпами Православия. Уже современники его смотрели на него, как на своего учителя, и со всех сторон спешили к нему слушать его возвышеннейшие уроки богословия. При недостатке богословских школ, в особенности на Западе, в эпоху св. Григория молодые богословы – нередко и люди зрелых лет, – как известно, избирали себе одного из знаменитых в то время богословов и под его руководством старались образовать себя – явление, какое нередко повторялось и в истории наук и искусств, пока последние находились в свободном состоянии и не сосредоточились в школах и академиях. Св. Григорий был именно таким богословом, слава которого, распространившись по всему тогдашнему христианскому миру, привлекала к нему многочисленных слушателей и учеников, не говоря уже о Востоке, даже с отдаленного Запада. Блаженный Иероним, муж, знаменитый ученостью и обширными познаниями, услышав о Назианзине, оставил свое уединение и из пустынь сирийских прибыл в Константинополь единственно для того, чтобы послушать его учение. Публичные беседы Богослова и еще более его домашние занятия изъяснением Священного Писания до того увлекли западного богослова, что он решился сделаться учеником его и все время почти двухлетнего пребывания своего в Константинополе неотлучно находился при нем. Ученику было в то время около пятидесяти лет, и он был только немногим моложе своего учителя. Однако ж впоследствии он всегда отзывался о своем учителе не иначе как с величайшей похвалой. В очень многих местах своих произведений он с чувством глубокой благодарности называет св. Григория своим «учителем и катехетом» [1374] и замечает, что он многому научился от него в изъяснении Писания [1375] и что в особенности он может гордиться красноречием своего великого учителя.[1376] Склонность Иеронима к аллегорическому изъяснению Священного Писания и глубокое уважение его к восточным отцам и учителям, выразившееся в переводе творений лучших из них на латинский язык, без сомнения, были результатом общения и богословских занятий его с Назианзином. Другой известный ученик, учившийся у св. Григория главным образом Священному Писанию и философии, был Евагрий – тот самый, о котором мы знаем по поводу его вопроса Богослову о сущности Божества. По удалении из Константинополя, где он был, между прочим, архидиаконом св. Григория, Евагрий удалился в нитрийские пустыни и здесь, кроме своей учености и красноречия, прославился в особенности как горячий почитатель и последователь Оригена.[1377] Всего вероятнее, глубокое уважение этого ученого монаха к Оригену было воспитано именно в беседах его с нашим Богословом; только, к сожалению, ученик не сумел удержаться в пределах уважения к александрийской знаменитости своего учителя, который, при всем своем благоговении перед талантом и познаниями Оригена, как известно, чужд был его крайностей и ошибок. Кроме блж. Иеронима и Евагрия, св. Григорий имел весьма много и других почитателей и учеников, с которыми он вел беседы о различных богословских предметах письменно и имена которых известны из многочисленных его писем. Но уважение к великому Богослову и его влияние не кончились с его жизнью: они перешли и на все последующие века. Почти современник его, Руфин, под влиянием глубокого уважения к его личности и благоговения перед его возвышеннейшим и чистейшим учением, взял на себя труд перевести его творения на латинский язык.[1378] В предисловии к своему переводу «Слов» св. Григория он, между прочим, превозносит его в своих похвалах до небес. «Григорий, – говорит он, – муж превосходный во всех отношениях, славный словом и делами, показал церквам Иисуса Христа блестящий свет знания; он представил учение, достойное своей жизни... Нет ничего честнее и святее его жизни, славнее его красноречия, чище и правее его веры, полнее и совершеннее его знания, так как он один только таков, что о его вере не могли, как обыкновенно бывает, спорить и несогласные между собой партии, и та его заслуга перед Богом и Божиими церквами, что кто осмелится допустить в вере что-либо несогласное с Григорием, тот тем самым уже обличает себя в том, что он сам еретик. Ясный признак, что человек держится неправой веры, если он не согласен в вере с Григорием».[1379] Правда, Ульман усматривает «печальное заблуждение» в том, «когда человека с его религиозными мнениями признают масштабом правой веры (следовательно, в известном смысле непогрешимым)», и в силу этого не соглашается с последними словами в суждении Руфина.[1380] Но, очевидно, немецкий критик при этом упускает из виду ту несомненную истину, что учение св. Григория – не его личные ученые мнения, а учение всей христианской Церкви, таившиеся до того времени в глубине сознания ее членов и вылившиеся в творениях великого Богослова, как только в блестящей и наилучшей форме. Эту именно истину со всей ясностью засвидетельствовал блж. Августин, который, ссылаясь на авторитет Назианзина, в одном месте говорит своему противнику (Пелагию): «Ужели тебе кажется недостаточным авторитет восточных епископов в лице одного Григория? Ведь это такая личность, что как он сам не говорил ничего, кроме всем известного в христианской вере, так и те (восточные епископы) не считали бы его столь славным и почтенным, если бы не знали его учения из символа известнейшей истины».[1381] Знаменитый учитель и лучший из западных церковных писателей, блж. Августин был проникнут таким уважением к нашему Богослову, что нередко называл его своим учителем и охотно подражал ему в своих литературных произведениях, как это с очевидной ясностью показывают многие страницы из его «Исповеди». Не менее сильное влияние св. Григория – и нравственное, и литературное – отразилось и на св. Амвросии Медиоланском и других христианских учителях и писателях позднейшего времени. Известно, что св. Иоанн Дамаскин более чем кем-либо руководствовался Богословом в своем изложении веры.[1382] Св. Максим Исповедник называет его «πολύφημον καὶ θεοφόρον διδάσκαλον, μέγαν ἐκκλησίας κήρυκα, τὸ θεῖον τοῦ Χριστοῦ στόμα, μέγαν ἐν θεολογίᾳ».[1383] Не только отдельные лица, но даже целые Соборы относились с величайшим уважением к личности св. Григория и придавали высокое значение его учению в делах веры. Так, уже Третий Вселенский Собор, Ефесский, цитирует св. Григория Богослова как авторитет. Седьмой Вселенский Собор неоднократно применяет к нему название «соименника богословия» (ὁ τῆς θεολογίας ἐπόνομος).[1384] Но всего лучше христианская Церковь выразила свое уважение к св. Григорию, почтив его именем Богослова, одинаковым с именем великого таинника Христова, апостола Иоанна Богослова.