Своей догматической деятельностью вообще и в отношении к учению о Святой Троице в особенности св. Григорий Богослов оказал неоценимые услуги прежде всего Церкви своего времени. При том необычайном интересе к догматам и сильном брожении богословской мысли, какие мы видим на Востоке в четвертом веке, когда всякий хотел стать богословом и когда, так сказать, догматизировало все, Церковь как нельзя более нуждалась именно в таком таланте и с таким характером и направлением богословской деятельности, с какими выступил наш Богослов. Среди многочисленных и разнообразных еретических доктрин, подрывавших христианство в самых его основах и быстро распространявшихся в христианском обществе, христианская истина, казалось, совершенно исчезла, и человеческий разум, сбившись с пути и потеряв под собой действительную почву, блуждал, постепенно изобретая одну ложь за другой. Толпы слабых в вере и простодушных христиан, неспособных к строгой и серьезной оценке возникавших еретических теорий, следовали им единственно по увлечению их внешней мнимо научной формой, не вникая в самую сущность проповедуемых ими идей. Понятно, какое важное значение и влияние должно было иметь слово св. Григория в такое время, – время господства самых разноречивых и ложных богословских систем. Оно служило самым сильным и решительным протестом против всех тогдашних догматических заблуждений. В нем со всей ясностью и осязательностью разоблачались от своей обольстительной наружности еретические теории, увлекавшие неопытных людей, ниспровергались все мнимые опоры, на которых утверждались еретики и которыми они надеялись удержаться в умах современного им общества. Кому казались правдоподобными софистические доказательства еретических учителей, тот мог найти в творениях св. Григория полное и решительное опровержение их, основанное на истинных началах диалектики, мог тем же философским путем дойти до убеждений, совершенно противоположных еретическим. А кто смущался или увлекался доказательствами, приводимыми еретиками в пользу их теорий из Священного Писания, тот мог убедиться из произведений великого Богослова, что все эти доказательства благоприятны для еретиков только по видимости, именно – под условием ложного толкования и понимания их, и что, напротив, слово Божие представляет бесчисленные свидетельства в пользу православного и против еретического учения. Вообще для каждого, читавшего творения Назианзина, было очевидно, что все еретики, прикрываясь маской искреннего благочестия и действуя по видимости в интересах религиозной истины, в действительности были далеки от сущности и духа христианского учения, а проповедуемые ими теории противоречат самым коренным его верованиям и подрывают его в самом основании.
Еще существеннее и важнее значение догматической деятельности св. Григория Богослова представляется с ее положительной стороны. Конечно, не новые или неслыханные истины проповедовал Богослов-Назианзин, но те же самые, какие Церковь Христова исповедовала с самого начала своего существования. Но эти истины в его творениях впервые открылись в таком блестящем виде, с такой полнотой, ясностью и убедительностью, каких мы не видим ни у одного из церковных писателей ни предшествующих, ни последующих веков. Христианское богословие, после нескольких предварительных попыток изложения его в научной и систематической форме, в произведениях св. Григория впервые явилось в той форме стройного и гармонического сочетания веры и знания, религии и философии, при которой оно вполне удовлетворяло религиозным потребностям своего времени. Даже такой таинственный и непостижимый христианский догмат, как догмат о Святой Троице, под искусным пером св. Григория получил такое ясное раскрытие, что стал, так сказать, близок к слабым человеческим понятиям и если в прежнем своем состоянии удовлетворял одной благочестивой потребности внутреннего религиозного чувства, то теперь мог удовлетворять и другой благородной потребности человеческого духа – потребности разумного исследования религиозной истины и стать не только предметом веры, но и предметом ясного и полного убеждения. Обладая глубоким философским умом и необыкновенной силой отвлеченного мышления и водимый духом Божественного учения, св. Григорий Богослов раскрыл этот высочайший догмат с такой ясностью и полнотой, как это только возможно для одного из таинственнейших христианских догматов, и доказал его так несомненно, как несомненно для всех бытие слова Божия, бытие всей христианской религии. В этом отношении догматическое учение его являлось не только надежной опорой для людей с положительным образом христианского мышления, но оно вполне удовлетворяло и людей с пытливым и скептическим умом, искавшим всему причины и основания.