Творения. Том первый. СЛОВА.

С достоинствами научной формы произведений Назианзина соединялись и достоинства его языка. Внимательное изучение и близкое знакомство с классическими произведениями древности образовали в великом христианском ораторе язык, полный величия, блеска и изящества, – язык, каким говорили и писали знаменитейшие греческие ораторы и философы. Покорный гению Богослова, греческий язык в его творениях получил наилучшее употребление для выражения новых понятий христианской веры. И с этой стороны произведения св. Григория вполне удовлетворяли требованиям самого строгого ораторского вкуса. Легко понять после этого, какое сильное и чарующее действие производило на слушателей возвышеннейшее и красноречивейшее слово Богослова-оратора. Когда среди толпы «скороспелых мудрецов» и непризванных учителей, далеких от истины и неспособных подняться выше земного и плотского, с константинопольской кафедры раздалось могучее слово Григория – этого глубокомысленного провозвестника истины и правды, истинного витии, руководимого и укрепляемого Духом Божиим, то со всех сторон стекались к нему люди всякого рода, без различия пола и возраста, образования и религиозных убеждений, и теснились около него огромнейшей толпой с такой силой, что напор их едва выдерживала решетка, отделявшая его от слушателей.[1372] Что происходило в храме, в котором собирался народ для слушания его вдохновенных проповедей, – об этом всего лучше и красноречивее рассказывает сам св. Григорий. Некогда, после удаления его с кафедры константинопольской, ему представилось в сновидении, что он снова находится в храме Анастасии. «Народ, – говорит он, – желавший слушать мое слово, стоял, разделившись на части. Одни, не привыкшие и не хотевшие возвышаться мыслью, требовали от меня слова простого и доступного пониманию, другие желали речи возвышенной и витиеватой – и это именно те, которые старались исследовать и нашу, и чуждую нам мудрость. С обеих сторон слышались крики, в которых выражались противоположные желания слушателей. Но из уст моих изливалась единичная Троица, сияющая тремя явленными нам красотами. Звучным голосом, потоками пламенеющего духа и порывами речи поражал я своих противников. Одни приходили в восторг и хвалили, другие стояли в безмолвном удивлении, иные издавали еще какие-то звуки, а некоторые возражали только мысленно, потому что их возражение, прежде чем разрешиться в слове, замирало в самых болезнях рождения; а иные вступали в открытую борьбу, как волны, поднимаемые ветрами. Но красноречие услаждало всех – и красноречивых, и сведущих в священном и благочестивом слове, и наших, и пришлых, и даже тех, которые, будучи почитателями пустых идолов, весьма далеки от нас».[1373] Это был сон, но он, без сомнения, повторил Богослову только то, что было прежде в действительности. В храме Анастасии, который он сам устроил в Константинополе, св. Григорий действительно, говорил свои догматические «Слова», и в особенности «Слова о богословии»; там действительно «из уст его изливалась единичная Троица, сияющая тремя явленными нам красотами»; там действительно он поражал своих противников «звучным голосом, потоками пламенеющего духа и порывами речи». Неудивительно поэтому, если св. Григорий Богослов своими «Словами» в Анастасии действительно «воскресил» почти уже совершенно исчезавшее в царственном городе Православие и не только дал ему сильнейшее оружие против всех врагов его, но и утвердил его навсегда.