– Неважно, что он сделал. Если хочешь, чтобы я нашла девочку, то пообещай простить его, прямо сейчас. Когда я вернусь, он, если пожелает, уйдет со мной. Из этого города и из вашей жизни. Но в любом случае ты его простишь.
На улице было темно, но могу поклясться: я видел, как голубые глаза отца налились чернотой. Фериус зашла слишком далеко. Мать, похоже, думала так же. Она встала между ними и положила руку отцу на грудь.
– Наша дочь где-то, Ке-хеопс. Наша Шелла. Одна. И пока мы тут препираемся, те люди, что напали на нее, может быть, снова за ней охотятся.
Отец даже не повернул головы, чтобы взглянуть на меня. Он просто сказал:
– Отлично. Я тебя прощаю, Келлен.
Из его уст это звучало как приговор.
– А теперь иди, дароменка. Покажи способности следопыта, которыми так кичатся аргоси.
– Я хочу помочь найти Шеллу, – сказал я.
– Извини, малыш, – сказала Фериус, не сводя взгляда с отца, – тебе сегодня слишком уж сильно досталось. А двигаться придется быстро.
– Досталось? – переспросила мать. – Келлен, что случилось? Иди сюда, живо!
Я повиновался, чувствуя себя идиотом. Моя сестра, возможно, попала в беду, а мать будет тратить время из-за пары синяков. Оказавшись в потоке света, льющемся из дома, я вытянул вперед руку в отчаянной попытке заслужить одобрение отца.
– Посмотри. Я зажег магию дыхания.
– Во имя предков! Что это у тебя на лице? – спросил отец.
– Просто кровь… Я слегка поранился. Это не…
Отец слегка шевельнул указательным пальцем. Все магические фонари поблизости засверкали, как солнце, разогнав тени – кроме той, в которой я стоял.
– Нет! – Крик отца разорвал ночную тишину.
Мать подбежала ко мне и начала тереть кожу под глазом, от чего синяк заныл еще сильнее.
– Все в порядке, матушка. Это просто…
Неуловимо-быстрым движением отец подхватил мать и задвинул ее себе за спину. А потом ухватил меня за челюсть и наклонился, рассматривая мой глаз.
– Да все в порядке, – сказал я. – Он не поврежден. Я отлично им вижу.
Отец не ответил. Мать взяла его за локоть, но отец оттолкнул ее.
– Это не исчезнет само собой, – сказал он.
Я попытался вырваться из его хватки.
– Да я же сказал: просто немного крови и грязи…
Свободной рукой отец залез в карман, вытащил маленькое зеркало и повернул его ко мне. Там, в зеркальце, я увидел свое лицо. Как и следовало ожидать: сплошные синяки, ссадины и засохшая кровь. Я рассматривал их, когда вдруг заметил маленькие черные линии, изогнувшиеся вокруг левой глазницы. Они выглядели как грим, нанесенный искусным художником. Это было даже по-своему красиво, если ты никогда не видел такого прежде. Но я видел – на картинках в книгах, которыми пугали детей, и в манускриптах, которые Осья-фест демонстрировал нам, рассказывая о темной магии.
Вот тогда я понял, почему Фериус велела мне держаться в тени, и почему она вынудила отца даровать мне прощение. Она пыталась меня защитить.
«Что за глупость? – подумал я. – Все знают, что от некоторых вещей защитить нельзя».
Я все еще смотрел в зеркальце, ужасаясь увиденному. Ведь эти изогнутые темные линии однозначно говорили, что со мной не так.
У меня Черная Тень.
Глава 25
Семья
В нашем народе есть много сказок и легенд – о героических магах, творящих самые дерзкие и опасные заклинания, чтобы спасти свои кланы от монстров и коварных демонов. Но самые лучшие, самые захватывающие и ужасающие истории – о Черной Тени.
В давние времена, когда колдуны медеков творили темные заклинания, городя жестокость на жестокости и разнося по миру черную ненависть, они проткнули тонкую завесу, отделяющую наш мир от тысячи преисподних под ним. Эти колдуны узнали, что, если выбросить из души последние осколки добра, можно создать пустоту, противостоящую всем законам природы и магии. Пустота эта, разумеется, не сохраняется навсегда. Она медленно, но неуклонно заполняется тем, что хуже самого зла. Маг, который спустился до самого низа лестницы и вступил во тьму, обретает черную отметину. Она может быть на любой части тела – на руке, на торсе, на лице. Эта метка – знак того, что магом завладевает Черная Тень.
– Пойдем со мной, Келлен, – сказал отец. Он взял меня за плечо и поволок прочь с улицы, вверх по мраморным ступеням, через широкие двойные двери – в дом.
Когда он закричал, это не осталось без внимания. Соседи уже выходили из домов, пытаясь выяснить, что происходит.
– В мой кабинет, – сказала мать. Ее голос был спокойным, ровным. Она контролировала эмоции. Ах, если бы я мог сказать то же о себе!
– Вылечи меня, матушка, – умолял я. – Пожалуйста. Я ничего не делал! Я не просил…
Она взяла меня ладонями за щеки и крепко сжала.
– А теперь послушай меня. Ты напуган. Ты ранен. И ты по-прежнему мой сын.
«Ты по-прежнему мой сын».
Нельзя сказать, что я почувствовал облегчение, когда она разжала руки и приобняла меня. Но все же мне стало немного лучше.
«Семья, – всегда говорил отец, – это прочный камень, на котором мы стоим. Это начало и конец всего, что мы есть».
И сейчас я отчетливо понял, как он прав. Более всего на свете мне хотелось верить, что у меня до сих пор есть семья.