Ты будешь одинок в своей могиле

Я пошел переодеваться. Когда я уже поправлял галстук, Гэйл просунула голову ко мне в спальню.

– У тебя оружие есть? – спросила она.

Я оглянулся и уставился на нее в недоумении. Потом покачал головой:

– А ты думаешь, понадобится?

– Может. В этом месте работали крутые парни. И думаю, они до сих пор там. Все зависит от того, будешь ты нарываться или нет. Если будешь, то тебе понадобится пушка.

– Я никогда не нарываюсь. И пушки у меня нет. А что это за место? Мне говорили, шикарный ночной клуб.

– Так и есть. Но там идет большая игра, и член клуба должен поручиться за каждого своего гостя. Баннистер крутой. У него там работают крепкие ребята, которые вышвырнут любую ищейку. Я тебя просто предупреждаю. Ты не сможешь там делать что хочешь.

– Ну, попробовать-то можно.

Я посчитал деньги, рассовал мелочь по карманам и решил, что готов.

– Пошли! А я тебе говорил, что ты такая соблазнительная, что тебя съесть хочется?

– И это все, на что ты способен? – спросила она, опуская свои пышные ресницы.

– Нет, не все. Но я еще ничего даже не попробовал. – С этими словами я придвинулся к ней поближе. – Хочешь, попробую?

Она пожала плечиками и чуть отодвинулась.

– Прибереги для дождливого вечера.

Через гостиную она прошла на веранду, и от ее присутствия мой дом прямо засиял.

Я выключил свет и двинулся за ней к машине.

Когда она устроилась на пассажирском сиденье, я сказал:

– Цезарь Миллз пробрался сегодня днем в дом Барклая. Что-то искал.

Она склонила голову, почувствовалось напряжение.

– Миллз мне неинтересен, – произнесла она холодным ровным тоном.

– Может быть, я ошибаюсь, – продолжал я, – но мне кажется, что ты знаешь о нем гораздо больше, чем рассказываешь. Не пора ли все выложить?

Она вытащила из сумочки папиросницу, закурила, а потом опять опустила голову, уставившись на круг света впереди машины.

– Я не хочу разговаривать про Миллза, – отчеканила Гэйл. – Я уже сказала: он мне неинтересен.

– Мне казалось, что нам обоим хочется с ним посчитаться. Ты из-за этого решила со мной связаться?

– Нет, не из-за этого. Мне не нужна твоя помощь. И никто мне не нужен, чтобы свести счеты с Миллзом. Я этого крысеныша прижму в любой момент, когда захочу.

– Хорошо. Раз мы не разговариваем о Миллзе, давай поговорим о тебе.

Машина выехала на Оркид-бульвар, и я прибавил газу.

– Что скрывается за знойным взглядом твоих прекрасных глаз?

Она недовольно поморщилась, села поудобнее и ничего не ответила.

– Ну, не будь такой букой, – продолжал я, поглядывая искоса на ее опущенную голову. – Что там у тебя было? Я просто лопаюсь от любопытства. Ты явилась словно бы ниоткуда, но мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь. И кажется, что ты замешана в чем-то таком, в чем ты, по твоим словам, совсем не замешана. Что стоит за всем этим? Расскажи о себе.

– Все очень просто, – ответила она с легким смешком. – Я никто. Во мне важно только одно: я шикарно выгляжу. Все остальное – помоечная история. Жизнь у меня была нелегкая. Действительно нелегкая. Мой отец работал в бурлескном театре «Гэйети» в Нью-Йорке, делал силовой номер. Зарабатывал десятку в неделю. Потом я подросла и в двенадцать лет бросила школу. Стала ходить вдоль очереди в театр, клянчить деньги. Ну, тут, конечно, как такую девчонку не ущипнуть за ногу? А некоторые предлагали монетку за то, чтобы запустить кое-куда лапу. Матери у меня не было – сбежала с одним брокером, когда мне и трех лет не было. Бог с ней. Должно быть, невесело ей было с таким чурбаном, как мой папаша. Но он был незлой, я о нем ничего дурного сказать не могу. Убивался, пытаясь заработать нам на жизнь. Вся штука была в том, что я уже могла бы содержать и себя, и его тоже, но только он этого не хотел. Должно быть, думал, что синяки у меня на ногах птицы наклевали. А может, он и не замечал эти синяки.

– Ты не прикуришь мне сигаретку? – спросил я. – И знаешь, может, не надо дальше рассказывать?

Она снова рассмеялась:

– Никто не хочет слушать. Но раз ты просил, то дослушай до конца. Папаша умер, когда мне было пятнадцать. С тех пор у меня все пошло отлично. Я не говорю, что мое занятие было легким или что это было весело. Но я по крайней мере не нуждалась. – Она прикурила сигарету и сунула ее мне в рот. – И вот что я тебе скажу. Если не хочешь, чтобы я тебя возненавидела, никогда не предлагай мне деньги. Я их возьму, но мужчин, которые дают мне деньги, я ненавижу.

– Тогда зачем берешь?

– Ну, такой у меня предрассудок. Откажешься от десяти центов – потеряешь доллар.

– Ладно. В любом случае я не так богат, чтобы тебя удовлетворить, – сказал я сердито.

В паре миль на вершине холма сияли огни Фэрвью. Я прибавил газу и сказал:

– И если ты хочешь поживиться за мой счет, киса, то ты сделала ставку не на ту лошадь.

– Не будь тупицей, – резко ответила она. – Ничего мне от тебя не надо. Если мне понадобятся деньги, я их всегда раздобуду. Я отлично играю в покер и в любой вечер могу заработать на жизнь в «Этуаль». Добуду больше, чем смог бы мой бедный тупой папаша. И еще: не садись играть со мной в карты. Я мухлюю – уйдешь голый.

– И зачем ты все это мне говоришь? Ну и дела…