Невыносимо тянет сказать детское «Это не моё», но здесь этот приём точно не сработает. И я знаю, что будет дальше. Он спросит «Почему?», а я … я буду просто молчать, так как признание, что с момента первой встречи не могу его забыть, равносильно самоубийству.
— Я их заберу? — спрашивает Лев, не отрывая взгляда от полотен, но в его тоне уже слышится мой правильный ответ.
— Конечно, пожалуйста, — чуть не заикаясь, соглашаюсь.
И чувствуя, как тот самый петух клюнет меня сейчас… соображаю.
— Думаю, теперь Наташа их не заберёт. Я рисовала их по её просьбе.
Ложь для меня пытка, поэтому скрещиваю пальцы за спиной на удачу.
— Ну да. Ей точно не нужны, — серьёзно отвечает он, начиная складывать картины обратно.
Очень так бережно, как реликвию. А мне хочется подбежать, выхватить и выкинуть следы своего эмоционального позора с крыши самого высокого здания.
— Я бы могла кое-что подправить. Дорисовать, — пытаюсь выторговать портреты обратно.
— Не стоит, Лара. Они и так прекрасны. Все шесть, — уточняет эту цифру моего благолепия перед ним.
Когда наши взгляды встречаются, мне отчётливо дают понять, что фарс про Нату пролетел мимо. Я отчаянно закусываю нижнюю губу, чтобы не разрыдаться от позора.
Это надо же так попасться!
— Мотылёк, не мучай губы. Это почти пытка для моего терпения, — спокойно просит Лев, но зелёный вновь становится ярким и притягательным.
Он смотрит только на мои губы, и, хотя между нами добрых пару метров, я буквально чувствую его прикосновения.
— Вы что-то упоминали насчёт работы, — лепечу я, стараясь не сорваться в бездну эмоций, куда мне точно запрещено даже подглядывать.
И точно не с таким мужчиной как де Бомарше.
— Да. Мой главный архитектор рвёт свои последние три волосинки под беретом и слёзно плачет из-за незаконченных стен палат за неделю до открытия корпуса.
— Я не хочу возвращаться в вашу клинику, Лев Николаевич, — как могу, твёрдо выношу ответ. — Думаю, любой сможет закончить мою детскую мазню. Гонорар мне не переводили, поэтому всё положенное заплатите новому художнику.
Вместо горячих искр в зелени мужских глаз появляются льдинки, и вся мимика его лица тут же меняется.
— Да, всё верно, за исключением двух обстоятельств. Первое, он хочет только вас. И второе, я тоже хочу … только вас.
Лео
Сморозил эту белиберду про «хочу» и сам офигел от постройки предложения, но поправляться не стал.
Я действительно хочу. Причём во всех ипостасях — от художника до просто девушки.
— Насчёт первого вряд ли. Мы с Виктором Ивановичем расстались на миноре, — сомнительно тянет Лара, всё ещё вымученно вглядываясь в пакет у моих ног.
Мои портреты. Я до сих пор ошарашен. Не ожидал от слова никогда. И вышло очень хорошо, словно в зеркало смотрю.
— Но это не помешало ему, Ларочка, воспевать дифирамбы про ваш талант и особое виденье мира.
Она удивлённо взмахивает ресницами, наконец-то отвлекаясь от портретов.
— Вы уверены? — снова выкает, вызывая зуд в ладонях.
Так и хочется провести ряд воспитательных процедур.
— Да, Клара. И в первом, и во втором тоже, — намеренно напоминаю о своем «хочу», но точно знаю, что девчонка сейчас снова всё исказит.
— Спасибо за вашу признательность моего таланта, — благодарит, потупляя взор голубых глаз. — Тогда я доделаю свою работу, и на этом наши пути расходятся. Вы с вашим телохранителем меня не преследуете, а я забываю факт чёрных дел в вашей клинике, как в принципе и знакомство с вами.
Врать она не умеет. Меня она точно не забудет, по крайней мере так легко, как сейчас говорит. И доказательства этого у меня в руках в размере шести штук.
А в свою очередь очень хочу, чтобы она меня помнила, но кроме моих желаний, ещё есть желания внешнего мира. И в тот раз они не совпадают.
— Одевайся. Поехали, — коротко бросаю ей, подхватывая пакет с картинами. — Буду ждать внизу.
И спешу покинуть квартиру Мотылька, которую я действительно не прочь осмотреть, но не сегодня. У нее точно имеется спальня, где есть кровать, а я сейчас до такой степени неуравновешенный, что могу забить все гвозди разом в крышку гроба моих сомнений.
В целях конспирации сегодня прибыл за рулём своего личного авто, а охране было приказано следовать на расстоянии. Припарковался чуть в стороне от подъезда Илларионовой, поэтому, уложив картины на заднее сиденье, присел на крыло в ожидании девушки, чтобы она меня заметила.
Приготовившись ждать мини вечность, залез через телефон на почту, выстреливая нужные и важные письма из вороха «может подождать».
— Я готова, — неожиданно раздаётся рядом со мной, когда я открыл только четвертое по счету письмо.
На ней джинсы, ботинки и пальто с большим шарфом вокруг шеи. Лазурный взгляд внимательный и настороженный, словно девчонка при малейшей опасности готова бежать.
— Отлично. Поехали, — я жутко скуп на эмоции в данный момент, пока пытаюсь понять, как мне быть дальше.
Но, едва мы оказываемся в ограниченном пространстве автосалона, аромат её парфюма окружает меня и дурманит. Я снова просто хочу почувствовать вкус её кожи, губ и те робкие прикосновения тонких пальчиков к моим волосам.