Ты меня поймал (СИ)

Невероятными усилиями я не смотрю на девушку, а только вглядываюсь в дорогу, надеясь не попасть в аварию.

На будущее, рядом с ней я могу ехать только с водителем.

Но впереди небольшая пробка, и я, естественно, разворачиваюсь к ней так резко, что она не успевает отвести свой взгляд от моих рук.

Ооо! Что это был за взгляд! Уверен, сейчас над моими пальцами только что свершили акт многократного сексуального насилия.

— У тебя чудесный парфюм, — хрипло признаюсь, но даже не пытаюсь выровнять голос.

Пусть знает, как она на меня действует. К черту всё!

— Спасибо. У вас, Лев, тоже изумительный и необычный. Кардамон, — искренне возвращает мне комплимент, старательно отводя лазурный взгляд на прохожих, машины и, кажется, даже на небо.

Я слегка наклоняюсь к ней, чтобы ухватить выпавший из пучка пепельный волос. Медленно накручиваю его на пальцы, наслаждаясь шелковистостью, при этом намеренно задеваю розовую щёчку.

— И потрясающие волосы. Как жидкое серебро. Это натуральный?

Клара просто кивает, едва дыша, а точнее, судорожно выдыхая.

— Очень необычный цвет.

— Это аномалия развития. Патология, — шепчет мне, словно пытаясь разубедить в своей привлекательности.

Всё тщетно и точно не со мной.

— Нам сигналят, — снова говорит девушка, и я бросаю короткий взгляд в лобое стекло.

Пробки нет, нам действительно пора ехать. Трогаюсь, с сожалением расставаясь с прядью волос. Только с водителем. Тогда могу хоть сколько трогать и гладить.

— Я бы хотела вас попросить, Лев Николаевич, больше не прикасаться ко мне. Никогда и ни под каким предлогом. Это всё неправильно.

Я ухмыляюсь, так как это я должен был сказать нечто такое. Ибо это меня порочит связь с простой девушкой, тем более обременённой тайной прошлого.

Надо отдать должное силе выдержки и смелости Мотылька.

— А если я против?! — решаю немного поиграть и разведать все пути — дорожки.

— Нет. Вы не против. Вы же умный человек и прекрасно понимаете, что перспективы любой связи между нами, кроме сотрудничества, крайне неприятны для нас обоих. Для вас, граф, особенно неприятны.

Вот! Все правильные слова сказаны малышкой, а мне остаётся только принять и переварить. Вас, Леонардо Лабарр де Бомарше, только что попросили «умыться» и прекратить распускать грязные ручонки.

— Как скажете, Клара Вениаминовна! Значит, только сотрудничество, — холодно отзываюсь, чувствуя болезненный укол, а то и пинок в районе печени.

— Очень приятно. Спасибо, — вежливость, наверное, чёрт, её второе имя.

А мне хочется громко и смачно послать всех, сломать чего-нибудь, а в конце заткнуть рот этой нравственной барышни таким поцелуем, чтобы она имя своё позабыла, а не только моё отчество.

— До свидания, граф де Бомарше. Приятно было познакомиться, — шепчет Лара, быстро отстегивая ремень безопасности, едва я торможу перед запасным выходом клиники. — Дальше я сама.

Мотылёк практически вылетает из машины, запахивая на ходу полы пальто, которое по дороге успела расстегнуть. Передо мной в лобовом стекле мелькнула голая полоска живота, что видна в укороченной кофте, прежде чем хозяйка прелестей справилась с порывами ветра и завязала пояс.

Ладони мгновенно загорелись воспоминанием тепла женского тела. Да чтобы …. Со всей силы ударил ими по рулю, заменяя желание прикосновения болью.

Тема закрыта.

Глава 14

Меня хватило на два дня. Наверное, это у меня теперь лимит на отсутствие в моей жизни Илларионовой Клары.

А сегодня обострение спровоцировал Полуэктов, захлёбываясь французским прононсом в описании всей прелести работы Мотылька и скоростью выполнения таких объемных работ.

Хотя чудес там не было. Лара практически жила у меня в клинике, выезжая домой только ночевать.

Я всё знал. Если я не появлялся рядом с ней, это не значит, что мне не докладывали распорядок её дня. Тем более по моему графскому велению девушку отвозили и привозили домой мои люди, а ещё я организовал кормление художницы обедом. Её вес и так ничтожный, а если, дорисовывая мои стены в краткий срок, она и есть перестанет, то её точно унесёт первым же порывом ветра, как Дюймовочку.

Архитектор уверял, что сегодня девушка закончит работу, а это значит, что наши пути расходятся — всё, что нас связывало, а именно Вознесенская и стены моей клиники, канет в прошлое.

— Леонардо, думаю, надо, чтобы вы прежде сами посмотрели, — просит Виктор Иванович, сам того не понимая, на какой грех меня толкает. — Вдруг вам что-то не понравится. Лара тогда сразу переделает.

Я иду. Проклиная себя, Полуэктова и всю Вселенную, но не могу развернуться с выбранного пути, потому что должен. Я всегда контролирую личные объекты, и если сейчас откажусь, то архитектора как минимум удар хватит, а ещё он глубоко задумается о причинах смены моих привычек в работе.

Каждый шаг добавляет адреналина в кровь и сумятицу в мыслях, но на деле я только задаю уточняющие вопросы по ходу увиденного: срок сдачи, уборка мусора, наём клиринговой компании.

До палат остаётся буквально метров пять, когда мой архитектор тормозит с отчаянным воплем.