Я её никак, кроме словесных убеждений, не принуждаю, так что Мотылёк сможет легко меня послать, но я чувствую, что она тоже хочет. Именно поэтому так яростно теребит пиджак.
— У меня нет ногтей, а ещё у меня руки грязные.
— Не переживай. Ты их уже все об несчастный пиджак вытерла.
Она в испуге дёргается вверх, что я едва успеваю поднять голову, чтобы избежать эпического столкновения моего подбородка с её затылком.
— О Боже… — в полном конфузе шепчет Клара, пытаясь тут же оттереть пятна, но краска не собирается покинуть шерсть пиджака в пару сотен долларов. — Прости.
— Сразу, как только исполнишь мою просьбу, — тут же использую нам на благо её чувство вины.
Её взгляд прячется под ресницами, а часть лица за тенью распущенных волос, но её невинное смущение и робость я переламываю, обхватывая тонкие запястья. Просто кладу обе ладошки к себе на грудь, при этом стараясь не стонать в голос.
Несколько мучительно долгих секунд она просто стоит и ничего далее не предпринимает, но я терплю.
— Лев, а как ты пойдешь на ужин в грязной рубашке и пиджаке?
Её пальчики слегка дрожат, но, чтобы там ни было, оно перебарывает природное смущение. Лара скользит по ткани рубашки сначала слегка вниз до живота, а потом, покрываясь румянцем, быстро вверх до самых ключиц.
— В грязном не пойду. Пойду голым!
Глава 15
Лара
Да он издевается что ли?! Я тут вся на нервах, а в зелёных глазах смешинки!
И, наверное, именно факт моего безумства придаёт мне смелости, поэтому я настырно перескакиваю ворот рубашки и пиджака, теперь пачкая красками его шею. Совсем немного.
— Голым тоже не сможешь. Теперь у тебя и шея грязная, — как-то звучит очень самодовольно, что, вроде, и я смогла утереть графу нос.
Но Третьяков абсолютно не сердится и ни капли не сопротивляется, лишь склоняется ближе ко мне, а голову к моему плечу.
— Ну раз всё равно придётся идти в душ, то тогда и волосы можно испачкать, — добавляет Лев, буквально издавая довольное урчание, когда я выполняю его просьбу.
В нашей позе нет ничего, что можно было бы прикрыть словом «сотрудничество», только если взаимодействие нашей одежды.
Мужское дыхание греет шею, а губы оставляют короткие, невесомые поцелуи, что мне даже кажется, не мерещится ли мне. Дыхание уже давно сорвано, ноги стали совсем ватными, но, к моей радости, я ещё не падаю. Хотя больше за счёт сильных рук графа, что держат моё тело.
— Лев, — выталкиваю его имя из себя, пытаясь найти точку опоры в тумане, что вокруг меня.
Так много его — запах, жар тела, нежность губ, что тело вибрирует, а под кожу словно кипяток заливают.
— Слушаю, Мотылёк, — слегка растягивая слова, откликнулся мужчина, и его хрипловатые нотки, кажется, окончательно пробили дыру в моих лёгких.
В глазах темнело от необычного напряжения в теле и сладкой боли внизу живота, так что я их просто закрыла. Но и там под веками в темноте пульсировало красным моё сумасшествие. А как назвать иначе мои бесконтрольные действия?! Когда я, насладившись ощущением волос под моими пальцами, вернулась к крепкой мужской шее и, почувствовав, что мне мало, нырнула под ворот расстегнутой на две пуговицы рубашки. Мышцы на его плечах, напряжённые и сильные, вызывали во мне какой-то первобытный восторг и тяжесть в груди.
— Полегче, маленькая, пожалуйста, — сдавленно шипит Третьяков, а потом мою шею опаляет укус, утраивая дозу адреналина и заставляя сердце истошно долбиться об грудную клетку.
— Дракула, — задыхаясь, шепчу ему и чувствую разгоряченной кожей шеи, как мужские губы расплываются в улыбке.
И где-то на самом краешке моего сознания прежняя Клара строит гримасы, намекая, что надо бы оттолкнуть этого абсолютно чужого мужчину и прекратить эти недопустимые вольности в отношении моего тела.
Но она так далеко … а Лев, он совсем рядом. Обжигающий и сводящий с ума. Я через силу открываю потяжелевшие веки, собираясь возмутиться, но в это же мгновение граф, шипя на французском, кажется, какие-то ругательства, подхватывает меня под попу и толкает вверх. Едва успеваю сообразить, что он задумал, и вовремя развожу дрожащие колени в сторону.
Теперь я сижу верхом на мужчине, тем самым оказываясь выше его почти на голову.
— Лев, что ты делаешь? — шепчу пересохшими губами, наблюдая, как методично он расстёгивает лямки моих джинсов.
Я не вижу его лица, только склоненную макушку с перепутанной копной волос — результат моих хаотичных движений. Мне не то чтобы страшно, но так волнительно, что ком к горлу подкатывает. Отчего-то я не боюсь де Бомарше, хотя если следовать законам логики, то надо бы.
Металлические бляшки с тихим лязгом падают на подоконник, а красивые пальцы Третьякова уже ложатся на мою талию, задирая её край.
— Бессовестно пристаю. Можешь потом на меня заявление написать по статье — сексуальные домогательства на рабочем месте.
Пока он говорит, я уже вздрагиваю от ощущения мужских рук на голой коже. Оказывается, я по ним скучала с утра понедельника.
— Обязательно напишу, — выдыхаю я и, так как мои руки всё ещё покоятся на его шее, впиваюсь пальцами в его плечи под рубашкой.