Социальная динамика чрезвычайно сложна и подвержена быстрым переменам. Наши решения и поведение в отношениях с другими людьми обусловлены множеством факторов, совокупность которых приводит к окончательному результату. В зависимости от ряда переменных, один и тот же разговор может быть несущественным или выводит нас из себя. По словам Данбара, чрезвычайно трудно осознать эти тонкие закономерности. «Поэтому мы так заинтересованы в прослушивании и изучении многочисленных примеров в попытке понять правила игры и стать более опытными игроками», – считает он. Действительно, люди приходили на коктейльные вечеринки к моей двоюродной бабушке в поисках именно такой информации. Галвестон может быть сонным прибрежным городком, но он был и до сих пор остается неистощимым источником сплетен и интриг.
Согласно Данбару, для понимания истоков сплетен и слухов достаточно понаблюдать за обезьянами, ухаживающими друг за другом [286]. Считается, что первобытные люди, как и они, укрепляли социальные связи, ухаживая за ближними. Взаимное поглаживание и выискивание блох сближало их, поэтому впоследствии они могли делиться бананами и защищать друг друга. С развитием интеллекта, усложнением занятий и созданием более крупных сообществ речь, а более конкретно слухи и сплетни вытеснили взаимное ухаживание как способ формирования и сохранения альянсов, хотя мы по-прежнему холим и лелеем самых близких людей.
По словам Данбара, преимущество сплетен перед взаимным ухаживанием состоит в том, что это «более эффективный механизм для укрепления социальных связей и обучения навыкам поведения в обществе». Взаимное ухаживание, или
Возможно, это объясняет притягательность социальных сетей. Скорость, с которой слухи, а также их количество распространяются в онлайне, гораздо больше, чем при личном общении. Отсюда возникает потребность в регулярной проверке с целью убедиться, что вы все еще находитесь «в обойме». Разумеется, вы не можете поспеть за всеми, и при таком множестве взглядов и интерпретаций качество и ценность информации неизбежно ухудшается.
В социологической литературе о слухах и сплетнях часто говорится в экономическом контексте как о вещах, подверженных действию закона спроса и предложения [288]. Поэтому, например, те вещи, о которых моя двоюродная бабушка рассказывала мне наедине и под строжайшим секретом, были для меня ценнее, чем слухи, которые она распускала на своих вечеринках, где каждый мог говорить все, что ему было угодно. Наверное, вы догадываетесь, что, по мнению экономистов, слухи в интернете практически ничего не стоят. Ценность информации находится в обратной зависимости от ее доступности и тривиальности.
Социолог Чикагского университета Питер Майкл Блау в 1960-х годах сформулировал теорию социального обмена [289], в которой экономические принципы применялись к социальным взаимодействиям, включая информацию, которую мы раскрываем друг другу. Блау был учеником Роберта Мертона, отца-основателя фокус-групп. По его словам, доступ к личным историям является привилегией, которую надо заслужить. Люди начинают с поверхностного общения, при котором информация не имеет особой ценности, поэтому если их слова станут известны другим, это не будет причиной для расстройства. Но когда оба партнера доказывают свою добросовестность, проявляя внимательность, чуткость и осмотрительность, их отношения укрепляются, что приводит к обмену более важной и ценной информацией.
Таким образом, слушая других людей, мы не только учимся быть добропорядочными членами общества. Умение слушать само по себе является добродетелью, которая делает нас достойными наиболее ценной информации. Французский философ Эммануэль Левинас полагал, что человеческое общение лежит в основе личной этики и что умение слушать, понимать и сопереживать придает жизни смысл и направление. Левинас, который был евреем и военнопленным во время Второй мировой войны, подчеркивал важность восприятия «другого» [290]. Под этим он имел в виду личное общение с людьми и понимание того, что все наши истории разные, но в то же время одинаковые в смысле эмоций, которые вызывают. Умение слушать «другого» напоминает об общей человеческой уязвимости и хрупкости; оно налагает этический императив «Не навреди».