Ты плыви ко мне против течения

В комнате вспыхнул свет, и Евгеша, испугавшись, прыгнул с забора, подхватил портфель и кинулся бежать, ныряя из одной дачной улицы в другую. Он совсем заплутался в лабиринте улочек, и это его успокоило. Покорил себя: чего испугался, дурак! Когда хотят увидать из дому, что делается на улице, свет не включают, а гасят.

– Конечно! – сказал Евгеша вслух и вздохнул.

Это он сказал о книгах. Стена книг потрясла его. В школьной библиотеке у них было всего шесть полок. Да и книжки там были латаные-перелатаные, без страниц, без обложек…

Евгеша знал: «Душа моя» обмирает по книгам.

На сердце стало легче. Может, отец убегал от них не ради шляпы и макентоша, а ради книг, ради умных книг, которым нет цены и в которых написано такое важное, такое главное – суть всего! А вот какая она, эта суть всего, Евгеша вообразить себе не мог. Потому-то перед неведомым, стало быть перед древними и тайными книгами, он испытывал трепет и восторг, хотя ни разу не держал в руках ни древних книг, ни тем более волшебных.

Потом он опять стал думать о маме, о братишке, о сестренке, и от жалости к ним и к себе у него задергался глаз. Он, пятиклашка, ничего еще не мог в этой жизни, мог только есть да «трояки» отхватывать. И такая вдруг тьма навалилась на его сердечко, что он ткнулся плечом в какой-то забор и долго стоял, не плача, не казня мстительными словами отца. Просто стоял и стоял, не веря во всю эту теперешнюю их жизнь, потому что все они были очень хорошие и не за что их было так наказывать ни Богу, ни людям, ни судьбе.

Его терзал стыд. Вот он похандрит здесь и пойдет домой, и мама станет о нем печься, кормить его и поить и спрашивать, как учился. А он не учился, но будет есть и пить и искать у мамы ласки и утешения, но сам-то не сможет взять хоть что-то от груза маминой беды. Ведь вся эта огромная беда лежит на одних только маминых плечах.

– Мама! – шевелил губами Евгеша. – Когда я вырасту, я построю тебе дачу с блестящим полом. Я куплю тебе столько книг, что они займут не одну, а все стены! Я куплю тебе тысячу платьев, тысячу туфель, только ты не плачь по ночам!..

Евгеша знал (в сказках про то пишут): от слёз красота высыхает. А мама у него была не какая-нибудь нафуфыренная, а настоящая красавица. Как Василиса Прекрасная.

Евгеша почувствовал на себе взгляд и вздрогнул. По ту сторону забора стояла большая бело-рыжая собака с огромной, как у теленка, головой. Она чуть виляла пушистым хвостом и смотрела на Евгешу, высунув язык, скаля в собачьей улыбке пасть. Мальчик просунул между планками изгороди руку, погладил пса по голове, и тот завилял хвостом уже совсем по-дружески.

– Такие вот дела, – извинился Евгеша перед чужой собакой, – домой мне пора, может, что помочь маме надо.

Он пошел оглядываясь, и собака тронулась следом вдоль забора и все виляла, виляла пушистым хвостом.

Евгеша едва плелся по обочине грязной дороги, когда его догнал муж хозяйки их дома, майор, приехавший на короткую побывку.

– Домой? – спросил майор.

– Домой! – приободрясь, ответил Евгеша.

– Пошли вместе.

Майор был в шинели, но Евгеша видел его и в кителе и по наградным колодкам знал, что у майора есть орден Александра Невского, два Красного Знамени, Красная Звезда, орден Отечественной войны 2-й степени и пять медалей. Майор был настоящий командир, боевой. Да еще какой боевой! Наград много у летчиков, а он – пехота. Пехоте ордена трудно доставались.

Что и говорить, хотелось Евгеше выспросить, за какие подвиги получил майор свои ордена, но спросить напрямик было неудобно, и Евгеша решил начать издали.

– А правда, – спросил он, – что наши русские войска самые лучшие и самые сильные в мире?

Вопрос этот можно было и не задавать, потому что Евгеша знал наверняка: русская армия всегда была и будет самой сильной. Он ждал, что майор скажет коротко: «Ну конечно!» – и тогда можно будет поговорить о Кутузове, о Суворове, о Минине и Пожарском, о Дмитрии Донском и об Александре Невском. А уж тут-то и спросить, за какой полководческий подвиг получил майор орден Александра Невского.

Майор, однако, отвечать на вопрос не торопился. Евгеша начал заливаться краской и казнить себя: «Задал школьный вопрос! Поумней ничего выдумать не мог?»

– Мне кажется, ты паренек умный, – сказал наконец майор. – Вот мне и хочется ответить тебе так, чтобы ты сам обо всем подумал и решил. В конце войны нам действительно по силе не было равных в мире. Научились воевать. Но самое сильное войско необязательно бывает самым лучшим.

Сердце у Евгеши замерло в груди: майор говорил с ним, как с равным, как с умным. Но только как же так?

– Фашисты лучше нас воевали, – сказал майор. – Они превосходили нас дисциплиной, выучкой. Немецкий солдат приказ исполняет «от и до».

– Но ведь они бежали! – воскликнул Евгеша, пораженный словами майора. – Наши им «котлы» устраивали. В Сталинграде триста тысяч взяли в плен.

Майор положил руку на плечо Евгеши.

– Мы очень часто в этой войне побеждали числом. А это не лучшая из побед.

– Но ведь – победа!