Ты принадлежишь мне

— А ты типа не знал, что они меня вырубили прямо на входе в офис, относятся как к бесправному животному, не отвечают на вопросы? Да еще и вчера один из них, когда у меня в руке был шлифовальный станок, кинул в меня папкой! И если бы станок не отключался автоматически, то я наверняка бы неслабо порезалась!

Тарасенко явно удивлен и недоверчиво переспрашивает:

— Чем кинул?

— А о том, что они меня вырубили, ты не спрашиваешь? — криво усмехаюсь.

Он даже взгляда не отводит, а смотрит упрямо, так, словно верит в непоколебимость своих решений.

— Я отдал им приказ — сделать все возможное, чтобы они были всегда при тебе. Это была необходимая мера, знаю, что неприятно, но это ради твоей же безопасности.

Как только он произносит эти слова, я еле сдерживаюсь, чтобы не побиться головой об кровать.

Надо же, а я-то, оказывается, все еще наивно надеялась, что он тут не при чем. Ох, Крис, когда же ты вырастешь и прекратишь мечтать о несбыточном?

Так, хватит нюни разводить, пора и честь знать. Надоел весь этот балаган. Отворачиваюсь и начинаю вставать с постели.

— Подожди, мы не договорили, — хмурит брови Женя и хватает обеими руками за плечи.

— Не о чем больше разговаривать, — зло отпихиваю от себя мужчину и стараюсь подавить никому не нужное чувство обиды. — Мне надо привести себя в порядок и ехать домой. Завтра же схожу подам на развод, надоел уже весь этот фарс.

Последние слова я говорю себе, а не Тарасенко. И, встав с постели, иду в ванную. Хочется как можно скорее убраться из отеля и вернуться домой.

Тарасенко почему-то сидит на постели и не двигается. Но мне на него наплевать. Пусть думает что хочет.

Под душем провожу не меньше часа. Скинуть с себя кошмар, ненужные обиду и разочарование, оказывается не так-то просто.

По щекам текут злые слезы.

Нет, так не пойдет. Сейчас выйду с красными глазами и опухшим носом, и только идиоту будет непонятно, что я расклеилась и как в дешёвой мелодраме рыдала под душем, жалея себя несчастную и размазывая сопли по лицу.

Решительно убавляю горячую воду. Холодные струи мгновенно освежают. Возвращаю горячую воду обратно. Кожу обжигает и покалывает, я шиплю, ругаюсь сквозь зубы и вновь убираю горячую воду. Контрастный душ — то, что надо для расшатанных нервов.

Душевная боль немного притупляется, заменяясь физическим дискомфортом, и я прекращаю измываться над собой. А то еще, не дай вселенная, как прежде придумаю что похуже, нож в руки возьму… Мельком смотрю на старые шрамы на тыльной стороне ладони и на ноге. Тогда резать себя ножом, чтобы заглушить душевную боль, было предпочтительнее. Но сейчас я понимаю, как на самом деле это выглядело.

ОТВРАТИТЕЛЬНО И ЖАЛКО!

Зло качнув головой, выхожу из душа.

В зеркале вижу хмурую брюнетку с красными уставшими глазами. Хоть припухлости нет, и на том спасибо. Вытираю волосы, промокаю тело полотенцем.

Автоматически наношу спрей для укладки волос, включаю фен, вспоминая, как несколько часов назад ложилась спать и раскладывала всё по местам.

Удивительно, но все эти обыденные вещи заставляют меня успокоиться и прийти в себя, окончательно скинув липкую паутину страха.

Через двадцать минут выхожу из ванной. Волосы все еще немного влажные; чтобы просушить их полностью, всегда требовалось не меньше часа, слишком густые… Плевать. Надо как можно быстрее убраться отсюда. И еще и не забыть потребовать у Тарасенко телефон. Пусть возвращает. Тушь, подводка, помада. Все по минимуму, чтобы лицо освежить, не люблю выходить на улицу совсем без косметики.

Тарасенко в спальне нет. Быстро одеваюсь в первый попавшийся строгий брючный костюм. Под пиджак выбираю розовую блузку.

Выхожу в гостиную. Он сидит на диване, а перед ним столик, накрытый на двоих. Приглушенный свет. Пара свечей в прозрачных подсвечниках. Роза в бокале. Романтика, мать его.

— Прощальный ужин? — натянуто улыбаюсь, разглядывая столик.

— Нет, — Женя качает головой и встает мне навстречу. — Мы так и не отметили нашу свадьбу.

С удивлением смотрю на руку, что он протягивает мне. Странно. Всё очень странно. Или фарс продолжается?

— Женя, — устало выдыхаю, сажусь напротив, в глубокое кресло. — Может, хватит уже ломать комедию, а? — поднимаю взгляд на так и стоящего с вытянутой рукой мужчину. — Я разговаривала с шефом. — Он медленно опускает руку и с нечитаемым взглядом садится на диван. — Я склонна ему верить, он был для меня отцом все эти годы. И… — я замираю. Все же непросто просить прощения, но надо… надо уметь признавать свои ошибки. — Я прошу прощения, что подозревала и обвиняла тебя. Мне очень жаль. Ведь твой брат звонил с твоего телефона, я подумала… — опускаю взгляд и махаю рукой. — Ладно, не важно, это уже в прошлом. Я была не в себе, разбираться не хотелось. Слишком тяжело мне тогда было… Но сейчас мне очень жаль. И ты не обязан мне помогать. Спасибо тебе за все. Но надо прекращать весь этот фарс. Свадьба и все такое… Мне надо ехать домой, разбираться с проблемами. На развод я подам завтра же, чтобы не было проблем.

— Нет, — слышу отрывистое и жесткое.