Ты сказала, что это сработает

Она указала на трех кошек – полосатую, рыжевато-коричневую и тигрового окраса, – каждая из которых занимала отдельную металлическую клетку. Вид у кошек был настороженный, они подергивали хвостами. Можно подумать, мы находились в коридоре средней школы, где толпа нас подначивала: «Драка! Драка! Драка!» Это была пауза, в которой мы нуждались.

– Девочки? – сказала Холли, увидев кошек. – Ох.

Но выглядела она одиноко, уязвимо. Она дотронулась до грудины, и вот оно снова. Сухие глаза и комок в горле. У Холли закружилась голова, и я поддержала ее, схватив за руку.

– Золотце, – сказала я.

Так я называла ее раньше, и сейчас это вылетело непроизвольно.

– Слушайте, девчули, вы бы шли наружу. Так будет лучше, – сказала зоозащитница.

Холли высвободила руку.

– Чтобы меня снова засосало в твой водоворот – нет уж, спасибо.

Поначалу нетвердо, но затем все более уверенным шагом она двинулась к боковой двери, игнорируя предупреждение «Сработает сигнализация». Она вышла – раздался сигнал тревоги.

– Это аварийный выход, – сказала женщина, и я кивнула.

– Ей никто не указ, – сказала я, чувствуя, что выдохлась.

– Оно и видно, – кивнула женщина. – Вы в по- рядке?

– Ага, – неопределенно сказала я.

Мой водоворот? Я – последняя женщина в Америке, которую можно было назвать водоворотом. Я была трясиной. Серой посредственностью. Во мне не было ничего притягательного. За исключением, пожалуй, тяги к кровати.

Мы с зоозащитницей изумленно наблюдали за тем, как стеклянная дверь вернулась на место, после чего сигнализация стихла. Я вздохнула, а женщина подтащила табурет в помещение, где находились Арахис с Лосем.

– Если хотите, можете просто посидеть с ними. Это успокаивает.

– Большое спасибо. И извините.

Она пожала плечами.

– Вы удивитесь, как много всего здесь происходит. Волонтеры приезжают парами, влюбляются в попугая или свинью, а дальше, представьте себе, нам приходится вызывать охрану.

– У моей подруги никогда не было домашних животных.

Женщина поджала губы и покачала головой. Точно я сказала, что Холли родилась безголовой.

– Пожалуй, я посижу здесь немного, если вы не возражаете.

Электричество недавней перебранки висело в воздухе, кожу покалывало, и я потерла руки. Кто был виноват? Я, Холли, мы обе? На протяжении многих лет я отказывалась признавать факт утраты, придумывая неутешительные объяснения: Мы были молоды. Я неверно ее истолковала. Холли была не той, кем я ее считала. Наши пути разошлись. Это были пластыри, а мне требовался спрей, чтобы заделать трещины в фундаменте. Одно нажатие на баллон – и монтажная пена, расширяясь, заполнила бы все щели.

Я удивилась, увидев, что зоозащитница все еще здесь.

– Я в порядке, – сказала я.

– Хм. Конечно.

Я перевела взгляд на бокс, где с максимальным комфортом расположился Арахис. Вот он во сне перевернулся с живота на спину, открыв брюшко и свесив по бокам лапы. Лось пристроился у него на шее, напоминая скорее плюшевую игрушку, чем млекопитающее. Тщедушный Лось покосился в мою сторону – это был взгляд бдительного смотрителя, который все время начеку.

Стресс от столкновения с Холли затуманивал мое сознание, но это случилось позже обычного. Как правило, меня накрывает в разгар конфликта, а не через несколько минут.

Я прислонилась виском к стеклу и наблюдала за тем, как грудь Арахиса вздымается и опускается, вздымается и опускается. В этом было что-то гипнотическое. Я знала, что с моим расстройством сна бороться бесполезно, и вряд ли в клинике будут возражать, если я прикорну на пару минут.

Но сразу я не уснула, а погрузилась в воспоминания. Мы с Холли были лучшими подругами. И дело было не только в молодости и обстоятельствах. Не будь у наших отношений сильного старта, мы бы не переживали сейчас такого раздрая.

О том, как все было тогда, более четверти века назад, в памяти сохранились обрывки, начиная с квартиры с полыми дверями и тонким ковром, которую мы снимали на пару. Перед моим мысленным взором, словно фотографии, вставали картинки той поры. Вот Холли, Кэти и я пьем кофе из термокружек по дороге на занятия и вместе с Уитни Хьюстон поем «Я всегда буду любить тебя», причем Кэти оглушительно фальшивит. У Холли серьезный вид. А я так смеюсь, что не могу взять ни ноты. Зачетная неделя, весь день ни крошки во рту, ночью натрескались соленого попкорна с маслом и уснули, уткнувшись головой в тетрадки. Какая была свобода… Я вздохнула и почувствовала, как отключаюсь и стекло приятно холодит висок.

Не знаю, как долго я так спала, но проснулась оттого, что занемела рука. Я привыкла засыпать в неудобных позах, а после пробуждения трясти конечностями, вытягивать шею и даже растирать пальцы. Это цена расстройства сна. Меня умиляют люди, которым для хорошего отдыха нужен умный матрас или любимая с детства подушка. Я могу преклонить голову и всхрапнуть где угодно, в любой момент.

– Отлично, вы проснулись.

Это вернулся Грифф, ветеринар.