Ты сказала, что это сработает

Холли снова встала на колени и сдернула фольгу с бутылочки с искусственным сиропом для панкейков.

– Саммер, пасть ему открой, пожалуйста.

– Да, хорошо.

Последовала тишина, в продолжение которой, как я предположила, Холли цедила дешевый кленовый сироп в пасть Арахиса.

– Проникает! – сказала Саммер.

– Теперь помассируй ему горло, чтобы проглотил, – скомандовала я.

– У него губы обмякли, – сказала Саммер.

– Количество имеет значение? Он весь в сиропе, – сказала Холли.

– В этом и фокус с диабетиками. Им требуется сахар, но не слишком много, – сказала я.

– Арахисик, парнишка, ты как? – заворковала Холли.

– У-у-у, Лось его облизывает, – сказала Саммер.

Причитание в машине достигло симфонического размаха. Холли и Саммер старались наперегонки, призывая пса воспрянуть духом:

– Давай, приятель.

– Кэти тебя любит, дружище.

– Лось, вот тут еще капелька.

– Давай, чувачок.

И тут Холли воскликнула:

– Он открыл глаза. Он облизывается!

Она повернулась на коленях и торжествующе посмотрела на меня.

Саммер подняла руку, и Холли сделала «дай пять».

– Катастрофа предотвращена! – объявила Саммер.

– Я дам Арахису облизать пальцы. – У Холли дрожал голос, а мое сердце затрепетало от ее слов. – Но если вы, девочки, не возражаете, я блевану в окно.

– Нет уж, не надо, – сказала я. В горле у меня стоял комок, а глаза были на мокром месте. – Ты молодец! Ты спасла Арахиса.

– Мы спасли, – сказала она. – Это сделали мы.

Она схватила за руки меня и Саммер своими липкими пальцами, и мой внутренний олень прошептал: «Отличная работа, дамы. Вы молодцы».

После того как Холли отпустила мою руку, я, похоже, коснулась левого века, потому что оно было липким и медленно реагировало, когда я моргала. Холли схватила с подставки бутылку и полила себе на руки, подставив бумажный пакет из «Макдоналдса». Затем она вытерла руки и жестом показала мне последовать ее примеру.

Вода холодила ладонь, рука Холли, державшая мою руку, была теплой.

– Ты отлично справилась. Медицинская школа не за горами.

– Я уже много лет прививку от гриппа делаю с «Валиумом».

– Я тоже была брезгливой. Но твоя рвота в колледже, потом работа в больнице и материнские обязанности – это очень мобилизует. Если ты понимаешь, о чем я.

– Мобилизация – это не мое, ты знаешь. – Она показала мне на другую руку, и я протянула ее через руль. – Зато теперь я буду больше помогать Роузи.

Холли держала меня за руку, и мне хватило смелости сказать:

– Когда любишь человека, можешь справиться со всеми его выделениями. С кровью, какашками, блевотиной, со всем. Приятного в этом нет, но есть близость. Именно поэтому мне было так легко заботиться о тебе в колледже.

Я бросила взгляд в зеркало заднего вида и увидела, как Саммер подмигивает, указывая на свои наушники. Она надела их и, подняв вверх большой палец в своем фирменном жесте, предоставила нам с Холли возможность приватного разговора.

– Мне нужно знать, что с нами случилось, Холли. Мы можем закончить начатое? Скажи мне, пожалуйста.

Холли перестала вытирать и отпустила мою руку. Я поняла, что она, как и я, была готова разобраться с прошлым.

– Ты ведь не прочитала мое письмо, да?

Мое сердце билось ровно, руки спокойно лежали на руле.

– Что за письмо? – сказала я.

– Я поняла это во время этой поездки. Ты его не видела. Не читала. Вот почему ты не дала о себе знать.

– Погоди, что за письмо?

– Тем утром, перед отъездом, после выпуска, я сунула письмо в твой задрипанный рюкзачок, из-за которого мы тебя подкалывали. Ты с ним не расставалась.

– Ты написала мне письмо?

Холли кивнула.

Мне хотелось остановить время, найти то письмо.

– У меня потекла ручка, весь рюкзак был перепачкан синими чернилами. Я его выкинула, даже смотреть не стала.

– В боковом кармане было письмо. – Голос Холли дрогнул. – О Саманта. Это следовало предположить. Как же я могла не догадаться?

Дорожные шумы отступили, в голове стало легко.

– Значит, вот что случилось с нами. Так?

Лицо Холли выражало боль и утрату. Она покачала головой, словно желая, чтобы все это закончилось.

– Что ты написала?

Между нами была туго натянутая проволока, поток истории и печали, текущий назад и вперед и сквозь годы. Я снова увидела ту квартиру, в два этажа, как таунхаус, старые зеленые пластиковые столешницы на кухне, за углом от большой спальни.

– Это было признание.

Дыхание остановилось.

– Ох. – Я коснулась груди. – Признание. Теперь понятно. Теперь мне ясно. Холли. Я не догадывалась.

Я думала о той ночи. Я заплела ее короткие волосы, чтобы они не падали ей на лицо. Массировала ей спину. Пижама у Холли была белая с крошечными лошадками. Я помогла ей умыться, бросила джинсы в стирку. Я переосмыслила это воспоминание в свете новой информации. Любовницы? Подруги?

Она откинула волосы с лица, и я поняла, как тяжело ей было.

– Я написала все это в письме. Мой телефон и адрес, по которому ты могла меня найти. Я пыталась во всем разобраться.

Я осознала всю тяжесть потери дружбы, безысходность безответной любви, и, представив себе Юную Холли, ожидающую моего ответа, всхлипнула.

Она смолкла, вздохнула и заговорила снова.