Стейнар застрелился 18 сентября того года в доме Хогне на глазах у сына и Лив Мерете. Была суббота, Cтейнар встал рано, он был типичным жаворонком. Его жена и сын еще дремали в спальне, у мальчугана была привычка ранним утром забираться в постель к родителям.
Около четверти десятого дверь в спальню распахнулась и на пороге встал Стейнар. Его жена почувствовала, что в комнате кто‐то есть, приподнялась на локте и увидела стоящего в дверях мужа. Он ничего особенного не говорил, ничего особенного не делал, будто бы просто ждал чего‐то. Вскоре и сын, Магнус, тоже открыл глаза и увидел в проеме двери отца. Тогда Стейнар поднял правую руку, в которой держал пистолет, засунул дуло в рот и спустил курок. Пройдя навылет через голову, пуля убила Стейнара мгновенно.
Каждый год в нашей стране чуть более 500 человек решают покончить с собой, среди них существенно больше мужчин, чем женщин. Довольно многие мужчины стреляются, как Стейнар, и очень немногие женщины выбирают этот способ свести счеты с жизнью. Не суть важно. Каким бы образом оно ни произошло, самоубийство – ужасная трагедия, и никто из соприкоснувшихся с добровольным уходом из жизни не сможет вполне оправиться от случившегося и не сумеет полностью его понять.
Сам я в тот момент находился рядом со своей машиной, мы вместе с сыновьями и женой собирались ехать в город за покупками. Выстрел прозвучал ясно и отчетливо. Дети удивленно посмотрели на меня и Вибеке. На их открытых лицах читалось чуть ли не ожидание, как если бы где‐то лопнул большой воздушный шар. Мы с Вибеке переглянулись, перевели взгляд на дом Хогне, а дальше мысли закрутились в бешеном темпе.
После того как прогремел выстрел, события закрутились вихрем. Услышав ужасный крик из дома Хогне, мы с Вибеке мгновенно поняли, что произошла трагедия, и пришли, каждый на свой лад, в состояние боевой готовности, поскольку случилось нечто чрезвычайное. Я кивнул жене, и она спровадила Эйольфа и Видара, засыпавшего нас вопросами, в машину.
– Отвезу их к Рагнхильд, – решительно сказала она.
– Отвези, – бросил я.
Пересек газон, пробрался через лаз в живой изгороди, как сделал Стейнар, когда мы впервые встретились с ним семь с небольшим месяцeв назад. Что дело плохо, что я на пути в дом, столкнувшийся со смертью, я смекнул сразу, тут у меня опыт большой – к несчастью, можно сказать. Потом я много думал о том, что для меня это самоубийство оказалось вторым, случившимся совсем рядом со мной в течение всего двух месяцев. На пороге лета нас покинул Финн; я тяжело переживал его смерть, да и сейчас еще переживаю. Финн постоянно всплывает в моих мыслях, как если бы он
Что Финн ушел от нас, было ужасно, но это не явилось неожиданностью, как ни чудовищно так говорить. Не явилось неожиданностью, что человек сам хочет бесповоротно покинуть нас: никогда больше не видеть солнца, не видеть снега, не видеть вод фьорда, вздымающихся под свирепым октябрьским ветром, – хотя это все равно всегда как удар под дых.
Со Стейнаром – даже не знаю, как сказать, – это произошло неожиданно, однако в ту самую секунду, когда это случилось, я подумал:
Не знаю, стоит ли рассказывать в подробностях, что я увидел в доме Хогне. Лучше нам, людям, никогда такого не видеть. Лив Мерете сидела на полу спальни. Мальчонка всем телом приник к ней. Она прижала его лицо к груди, чтобы ему не было видно отца, лежавшего на пороге. Того, что осталось от его отца. Сама она смотрела прямо перед собой с выражением, которого я никогда не забуду.
В подобных ситуациях я действую очень рационально, вот и в тот раз тоже. Стараясь не ступить в лужу густой крови, я перешагнул через тело Стейнара, лишь мельком взглянув на то, что осталось от его лица. Подошел к женщине, которая пару месяцев назад махала нам с веранды, приглашая зайти в дом, опустился на корточки и стал ждать, когда мне удастся поймать ее взгляд… ну, или оставшееся его подобие.
– Что? – выговорила она.
– Лив Мерете, – сказал я, – это я, Йорген.
– А.
– Идем со мной?
– Куда?
Я протянул к ней руки.
– Вставай, идем со мной.
Она пошевелилась, все так же прижимая сынишку к себе, словно заслоняя его от мира.
– Магнус?
Я попытался заглянуть ему в лицо. Не получилось. Мать не хотела никого подпускать к своему ребенку.
– Вставайте, – сказал я, – идемте со мной, о вас позаботятся.
Не самые мудрые слова, я знаю, но ничего другого мне в голову не пришло.