Мы вышли из машины и стояли у кромки воды, всматриваясь вдаль. Лукас один из самых трудных ребят среди тех, с которыми я работаю. Я в нем никак не могу разобраться, раскусить его; не понимаю его, он не вписывается ни в одну из моделей, с которыми мы работаeм; он не болен, но и не здоров, и нельзя сказать, что он хорошо приспособлен к жизни, но и что плохо приспособлен, тоже нельзя. Какой‐то он несуразный.
Хуже всего, что на него нельзя положиться: того гляди встанет и сделает нам ручкой, сказав с ухмылкой, что жил здесь по приколу.
А вечером я смотрел, как Уругвай выиграл у слабой английской команды 2–1. Оба гола забил Суарес, и было у меня одно-единственное желание: чтобы моя жизнь вновь стала такой, какой она была, пока в ней не появился новый сосед.
Больше ничего заслуживающего внимания тем летом не происходило. Хотя вообще‐то случилось много чего – зубной врач оступился, сходя с причала в лодку, сломал сразу несколько ребер и весь отпуск провел в постели. Произошли изменения и на любовном фронте: в конце июля позвонила Карианне, вся при счастье, рассказать, что встретила мужчину своей жизни, некоего Трюгве с северо-западного побережья, где он разводит лосося на продажу и играет в кантри-группе. С Линой вышло наоборот: Ингве из Намсскугана ее покинул. Насколько мы поняли, в один прекрасный день он взял да и заявил, что больше не может. Чего не может? Пустые это речи: глядишь, пройдет пара-другая месяцeв, и у него объявится новая подруга. Финансовый кризис, или, вернее, производственный кризис в нефтедобывающей отрасли, на тот момент до нашей страны еще не докатился. Теперь, когда мы оказались в самом его центре и на своей шкуре можем испытать, как он ширится, вселяя в людей тревогу и коверкая судьбы, чуднó вспоминать, что всего несколько лет назад он возникал лишь в предостережениях Ингер Юханне и прочих левых радикалов. Завершился чемпионат мира по футболу, немало матчей довелось мне посмотреть в компании с Бьерном, который тем летом, слава богу, быстро пошел на поправку; а некоторые из игр – в компании с сыновьями и с зубным врачом. Он возлежал перед телевизором в гостиной на своем ложе, а Клара Марие по‐королевски обслуживала его, она женщина заботливая, и заметно было, как она рада, что мужу предписан постельный режим и она может распоряжаться домом на свое усмотрение. Отец тоже заходил и посмотрел с нами пару матчей. Сидел молчком, так с ним летом часто бывает. Это время года ему не по душе, или он не по душе этому времени года: стихия отца – это осень, это зима, лучше всего он чувствует себя в тенечке. Чемпионат знаменовался множеством голов и массой неожиданностей: из него одна за другой вылетали великие футбольные нации – Испания, Англия, Италия, но в финале немцы побили нашу дорогую Аргентину. Эйольф, бедняга, так плакал, когда выиграла Германия! За время турнира его интерес к футболу заметно вырос, и он прикипел душой к аргентинской команде, причем так крепко, что больше ни о чем и не говорил, да и до сих пор не говорит:
Тех странных и неприятных подозрений, которые возникли было у нас в отношении соседей, как не бывало. Ну что ж, случается и такое, заключили тогда мы оба, и Вибеке, и я. Отставили панику и постарались стереть все воспоминания о ней – о том, как нас трясло, какие банальные мысли лезли нам в голову, – чтобы и следа от нее не осталось.
И только изредка мы с Вибеке обменивались недоуменными взглядами:
Потом наступила осень.