Ты, тобою, о тебе

Место, куда мы приехали, и в самом деле было прекрасным: если и есть рай на земле — он именно на том озере во второй половине июля. Погода больше не портилась, так что по утрам, пока вы со Станиславой досматривали сны, мы с Борисом рыбачили; днем купались в прогретой воде и загорали под ненавязчивым, катящимся в август солнцем, а вечерами бодрствовали у костра под набирающим бархатную черноту небом, пока вечер не растворялся без остатка в прохладной ночи с обильной росой и чистейшим воздухом, напитанным лесными и озерными запахами. Каждый день был таким долгим, что устаешь от его медленного течения, а каждая ночь, когда мы уходили в палатку, была ночью маленьких любовных приключений… Но больше к теме ребенка мы не возвращались.

9

Вернулись из отпуска, и лето сразу не то что кончилось — просто конец его ознаменовался дождями, которые зарядили недели на две. Однако если вначале они были теплыми, то к концу августа стало по-осеннему холодно и неуютно, так что негде было от этого неуюта спрятаться, даже в квартире: приходилось постоянно держать включенным электрообогреватель, но и он не согревал — настолько остыл дом.

И мы с Тобой снова включились в работу. Правда, о том, что еще лето, старались не забывать: по выходным ездили с Павловскими за грибами; но в лесу было сыро и холодно — не помогали ни костер, ни спиртное; хотелось одного: скорее — домой. В лесу неисправимые оптимисты Павловские изо всех сил старались вселить в нас бодрость: "Грибной дождь — это же сказка! Послушайте, как он шуршит!.. Посмотрите, какие роскошные капли кругом висят!.. А какая великолепная форма у этого гриба!.. А понюхайте, понюхайте, как он пахнет!.." И все равно тянуло домой, к письменному столу.

А потом пришла настоящая осень — с холодом и дождями. Но когда втягиваешься в работу и в городскую повседневность, погода становится уже не активным фактором жизни, а всего лишь нейтральным фоном…

* * *

Ты, будто изголодавшись по работе, теперь набрасывалась на нее с жадностью, честно исполняя любую белиберду, которую заставляли тебя делать: переписывать тексты, заполнять карточки, бланки, анкеты, сочинять отчеты, писать черновики статей для журналов и бюллетеней… При этом Ты успевала работать над диссертацией, сдавала кандидатские экзамены, участвовала в конференциях, моталась с сослуживицами в командировки в районные городишки и возвращалась оттуда грязной, простывшей — в районных гостиницах вечно не было ни тепла, ни горячей воды… Кроме того, Тебе приходилось теперь просматривать кучи журналов, книг, рефератов. Ты научилась читать быстро, хватко, причем часто — за счет сна и общения со мной и Аленой.

И за ту зиму далеко продвинулась — я замечал это по вопросам, которые Ты мне задавала: если еще осенью они едва удерживали меня от улыбок, то уже весной, если Ты и спрашивала о чем-то — отвечая, мне приходилось напрягаться. Да самих вопросов становилось меньше — Ты научилась, наконец, пользоваться справочниками и словарями.

И как быстро менялась Ты сама! Торопясь после ужина поработать еще, ты уже не смешила меня своими историями, а если мы и задерживались за чаем, то задерживал нас только спор: мы стали часто спорить. Причем затевала споры Ты сама: вспомнив какое-нибудь мое утверждение, мимоходом сказанное два-три года назад, касалось ли оно христианства, материализма, свободы личности, возможностей разума, науки, интуиции (о чем мы только ни говорили — и, оказывается, Ты все это держала в памяти!), — теперь по поводу этих тем Ты могла, наконец, позволить себе собственное мнение.

Большие расхождения бывали редко; зато у нас были разные сторонники: меня защищали классики — Ты больше опиралась на современных психологов, социологов, философов; цитаты из них Ты теперь лихо шпарила наизусть; частенько они колебали моих классиков, но уронить их с пьедесталов им было не под силу, и Ты досадовала, что слабовато моих сторонников знаешь.

Часто поединки заканчивались вничью; это значит, мы мирили старых классиков с новыми… Но если я ленился спорить и нарочно поддавался — Ты сердилась: "Это нечестно — Ты обязан отстаивать свои взгляды до конца!"…

От постоянного чтения и писания у Тебя ухудшилось зрение, и Ты стала носить очки постоянно — красивые очки с большими стеклами в тонкой золоченой оправе. И если раньше Ты их стеснялась, то теперь Тебе понравилось их носить: стекла очков создавали некую твердо ощутимую границу между Тобой и видимым миром вокруг, и, по-моему, Ты находила в этом некий шик.