Ты, тобою, о тебе

Наши с Кариной вялые отношения продолжаются; мало того, она, исчерпав свое терпение, решительно взялась подводить более прочную базу под наше с ней общее будущее, и оно, кажется, уже просматривается — ее героическими усилиями. И я отчасти благодарен ей за это: что стало бы со мной без нее? Потому что есть одна серьезная опасность для меня: в последнее время надо мной нависает тень мизантропии, которая пытается накрыть меня с головой — а Карина, добрая душа, спасает меня от нее, загораживая своим телом, и роль спасительницы только придает ей сил. Под ее благотворным влиянием я, может, даже допишу и защищу свою докторскую (чем порадую своего древнего товарища Илью), хотя мне эта докторская… Я, наверное, буду похож тогда на Мюнхгаузена, который тащит себя из болота за волосы; так и хочется прыснуть со смеху над собой.

А по поводу мизантропии — я все меньше нахожу прелести в окружающей жизни, в том числе и в окружающих меня людях; наблюдения за ними оптимизма не придают. Святое, простодушное время — пора детства, юности и то особенное время, когда я был с Тобой и видел, что хотел, а чего не хотел, того и не было! А теперь, когда иду по улице — устаю от встречных лиц без выражения и без света в глазах; мало того, они сливаются для меня в одну безликую массу и неразличимы — как китайцы; впрочем, один профессор-китаец признавался мне, что ему все европейцы кажутся на одно лицо, в то время как китайские лица — необыкновенно разнообразны; всё, оказывается, зависит от точки зрения… Утешаю себя тем, что еще не дошел до взглядов г-на Свифта, известный герой которого, в конце концов, предпочел общество людей, мерзких йэху — лошадям в конюшне.

Но в моей душе есть один особенный уголок: на зеленой поляне там цветут цветы и звенят в синем небе над поляной жаворонки; там светло и солнечно, даже в пасмурные дни, даже ночью; там живет Твой образ; Ты там часто смеешься, меряешь обновы, зовешь меня попробовать лакомство своего приготовления, или просишь, когда Тебе скучно, поболтать с Тобой, рассказать что-нибудь очень-очень серьезное и необыкновенно при этом смешное…

Странно: ведь мы с Тобой столько раз делали love в самых разных местах, и эти loves бывали и легкомысленными — до хохота! — и тягуче-сладкими, и мучительно-страстными, и ослепительными, как ночная гроза… Но почему не loves являются мне на тех зеленых полянах в моих снах? Я думаю, потому, что над этими яркими, но короткими эпизодами нашей жизни простиралось то самое, большое, до необъятности, что зовется Любовью — именно она увлекала нас в божественную игру, а эти loves бывали в той игре лишь маленькими пряными приложениями; именно она — в чистом виде! — и приходит теперь ко мне в моих снах — а не эти безделицы laves! Сны о Любви благотворно действуют на меня: делают бодрым дух и легким воображение; вспоминая Тебя в них, я улыбаюсь.

Странное это явление: когда теряется счет времени и пространства — их заменяет собой одно чувство, то самое, которое с большой буквы, и необыкновенно счастлив должен быть тот, кого посетило то самое, большое-пребольшое, причащающее нас к бессмертию, и несчастен тот, у кого было всё остальное — но не было его; значит, поленился поискать его в закоулках жизни, поломать голову, как заложить на камнях своей души цветущий сад и потрудиться его выходить — а ухватился за первую подделку, что ему подсунул случай…

* * *

Где Ты сейчас, что с Тобой?.. Сначала мне передавали, что Ты — по знакомству, наверное? — перешла социологом на завод, известный в городе хорошими прибылями и большими зарплатами. Тебе понадобилось много денег? Что с Тобой стало? Ведь мы с Тобой знали, что работать лишь для денег — самое пустое на свете занятие: когда чего-то главного в жизни нет и уже не будет, остается иллюзия, будто можно купить это главное за деньги… А Алена, вроде бы, вышла замуж и уехала вместе с мужем за рубеж, на Запад (тоже, может быть, за деньгами?)… И Ты, будто бы, после этого с кем-то (или за кем-то?), бросив завод, тоже уехала — перебралась поближе к Западу и, соответственно, к Алене. И когда Тебя провожали друзья, Ты, будто бы, подвыпивши, горько плакала и говорила, что наш город стал мешать Тебе жить: просто измучил воспоминаниями — каждая улица, каждая скамья кричит Тебе о прошлом, где Ты была куда счастливей… Но на самом-то деле Тебя здесь, как я понял, уже ничто не стало держать: связь с родителями (если они еще живы) утратила, дочь далеко…

А потом, через третьи руки, мне передали, что Ты, будто бы, умерла. Но не верю этому слуху! — с чего бы это молодая еще женщина, и — вдруг?.. Нелепость!

А если и в самом деле? Значит, Твои душа и тело исчерпали свои силы, потеряли тонус, и какая-то болезнь одолела их? Но если бы Твое чувство ко мне не кончилось и мы бы остались вместе, переливая друг в друга силы и энергию — сумела бы тогда болезнь одолеть Тебя, или она сильнее всяких уз?