Мама выглядела несколько озадаченной. Подумав, она все же кивнула и улыбнулась.
– Конечно, Стас. Я помню. Янчик, неси наш подарок.
Янка унеслась и через минуту вернулась с яркой коробкой.
– Вот, Стасик! Это от нас! ― И сестра запрыгала рядом, сгорая от нетерпения.
Я развернул чудесное лоскутное покрывало, которое Яна сшила из кусков старой одежды, найденной на чердаке. Смотрелось оно очень стильно. Сестренке понадобилось два месяца кропотливой работы. Конечно, Яна продолжала всячески подчеркивать, что мама ей помогала, но лгать сестренка не умела. И все же подарок меня безумно растрогал.
Почему-то этот день рождения мне даже с друзьями справлять не хотелось. Вдруг захотелось чего-то другого… перенестись в такое место, где я однажды побывал, но куда больше не смогу вернуться. Вот бы провести там хотя бы пару минут… Куда же я хотел вернуться? В свое детство. Но это невозможно.
Стоп. Но почему невозможно?
Я зашел в свою комнату, выглянул в окно. Через несколько домов на втором этаже голубого домика горел свет. Я распахнул окно и громко включил музыку. Оделся и взял из маминого бара недавно купленную бутылку виски «Джек Дэниелс». Попросив Янку не выключать музыку, вышел на улицу и направился к дому Мицкевич.
Я бесшумно вошел за калитку, забрался на крышку терраски, где размещалось окно в комнату Томы. Заметив на крыше высохшие плоды терна, я взял горсть и стал по одному бросать в окно. Оно распахнулось.
– Кто здесь? ― раздался настороженный голос Томы. Я молча вжался в стену. Когда окно закрылось, я снова бросил в окно терн.
На этот раз Тома выбралась на крышу, и тогда я вышел из укрытия. Тома испугалась, но я успокоил ее, сказав, что пришел с миром. Я стоял перед Томой, время от времени чиркая зажигалкой.
– Зачем ты пришел, Стас?
«Зачем? За тем, что ты украла у меня: за моим детством. Взросление вошло в мои почти тринадцать вместе с горящей палкой, которую толпа отморозков сунула мне в ухо. И когда они тушили меня струями собственной мочи, я понял: детство кончилось
На Томе были домашние штаны и свитер. Она обняла себя руками, чтобы согреться. Я соврал ей, что в честь праздника у меня полный дом алкоголя и блондинок. Мне хотелось, чтобы она поверила в мою беспечную и насыщенную жизнь. Казалось, тогда так и будет на самом деле. Я протянул ей бутылку, но она не взяла, лишь смотрела с опаской. И тогда я сам отпил: не яд, всего лишь виски. После этого она сделала глоток.
– Что происходит между нами? ― спросила она.
– Мы враги и только-то, ― ответил я.
Тома устало сказала, что ей надоела эта игра в прятки. И тогда я посоветовал ей перестать убегать и прятаться. Даже сейчас я играл с Томой, и ей это не нравилось.
Я упомянул про ее новых друзей. Она смело ответила, что изгои объединяются. И скоро их станет так много, что они смогут дать мне отпор.
– Не боишься?
Засмеявшись, я ответил, что все это ― часть игры. Эти жалкие неудачники объединились только потому, что я позволил им.
– Но я пришел не за этим, ― сказал я, резко оборвав смех, и посмотрел на Тому. Она поежилась и хрипло спросила:
– Так зачем же?
– За тем, что ты у меня украла. За своим детством.
Тома стушевалась. Было видно, что мои последние слова ее ранили. Конечно, она не считала, что что-то у меня украла.
– Расскажи мне, что ты помнишь, ― попросил я. ― О нашем прошлом. О любом дне или случае, что первым приходит в голову.
Тома отошла к краю крыши и посмотрела вдаль, на дома, залитые светом фонарей.
– Я помню, как ты принес мне резиночку, ― начала она. ― Я не показывала тебе, как сильно те девочки обидели меня. А ты все равно понял. Я была так счастлива… ― сказала Тома с теплом и неподдельной радостью. Она будто вернулась туда, в один из летних дней нашего детства. Помолчала, предаваясь воспоминаниям, а затем продолжила уже без прежней теплоты: ― А потом, в первом классе, когда я познакомилась с Дашей, она сказала, каким образом ты забрал резиночку и выведал правила игры. ― Она обернулась и посмотрела на меня с осуждением.
– Они вредничали и не хотели рассказывать дурацкие правила. А мне так хотелось тебя порадовать. Поэтому пришлось сорвать крапиву.
Тома покачала головой.
– Нет, Стас. Ты делал это не из-за меня. Тебе просто нравилось… причинять другим боль. Уже тогда, до
Я нахмурился, пытаясь понять ее слова. А затем напрягся, словно защищаясь от них. Это же… неправда? В ответ я вложил все презрение, на какое был способен:
– Ты просто идиотка, если так считаешь. Я был добрым, наивным мальчуганом. Я жил в сказке, а ты… ты превратила меня в чудовище.
Тома вжала голову в плечи, то ли от стыда, то ли от страха. Теперь она казалась ниже своего роста. Ей хватило ума не продолжать спор. Тома наклонилась и подобрала с крыши несколько ягод терна.
– Помнишь, как мы здесь сидели и объедались им до боли в животах? ― спросила она. Я улыбнулся снова и улетел мыслями в прошлое.