Ты убит, Стас Шутов

Вот я вижу тебя в коридоре второго этажа. Я в толпе, за чьей-то спиной, и ты проходишь мимо: вьющиеся волосы стянуты в небрежный пучок, один локон выбился и спадает на открытую белую шею. Ты одета в свободную песочную рубашку и брюки-галифе цвета хаки с большими карманами по бокам, на ногах ― грубые черные ботинки. Почти солдат Джейн. В твоем наряде мог быть символизм: из-за меня ты чувствовала себя в школе как на войне. В руках ты так стискивала учебник географии, будто он ― сокровище, которое кто-то пытался у тебя вырвать. А твои сжатые губы казались почти бескровными.

Несмотря на подавленный вид, все равно сейчас ты была другой, намного спокойнее, потому что не видела меня. Я понимал: ты боишься меня, тебе больно. Но я никогда не пытался поставить себя на твое место и понять, каково это ― ощущать подобное. Если бы я хоть раз попытался, то ужаснулся бы.

* * *

Шла третья четверть, когда я впервые действительно задумался, что думает обо мне Тома. Она ведь никогда не жаловалась, не пыталась дать мне отпор. Почему?

Однажды я обнаружил ее в раздевалке, на подоконнике. Выглядела Тома не то сонной, не то уставшей. Там я и задал ей эти вопросы: почему она терпит? Почему никому не скажет? А она ответила, что это ничего не изменит.

– Я буду терпеть, потому что ты… ― начала она ― и вдруг потеряла сознание.

Я подхватил ее, не дал упасть. Только теперь я заметил, насколько нездоровой Тома выглядит, и всерьез испугался. Что случилось с моим мышонком? И только одна мысль вдруг забилась в голове: «Как я буду без нее?»

В тот момент я впервые снова, как в детстве, стал ее защитником: вызвал скорую потом сопровождал Тому до больницы и до палаты. В палате Тома зашевелилась, занервничала. Я положил ладонь ей на лоб и сказал, что я рядом. За ее спиной. Я всегда там был и всегда буду. И в какой-то степени я был прав. Тот мальчик из прошлого Томы действительно всегда находился у нее за спиной. Она это знала, чувствовала. А я не верил. Думал, тот мальчик умер вместе с Умкой.

У Томы обнаружился острый пиелонефрит ― инфекционное заболевание почек. Это Томина мама мне потом сказала. Так странно было общаться с ее семьей как ни в чем не бывало: они-то не знали, что происходит между нами. Тома провела в больнице две недели. За это время я извелся. Чувство было такое, будто мне ампутировали конечность. Я пытался отвлечься, активнее гоняя по школе мушкетеров. Но это не спасало.

Я все думал о том, что она хотела мне сказать. «Потому что ты мне…» Что? Что? Нравишься? Нужен? Не безразличен? Прежде я не думал, что Тома может что-то ко мне испытывать кроме страха и отвращения. Но мысль казалась логичной. Иначе она бы действительно дала отпор. Эти мысли смущали, путали и злили. Я не должен нравиться Томе. Моя игрушка может чувствовать только то, что хочу от нее я: страх. Но если я прав, нужно что-то с этим сделать. Пусть она меня возненавидит. И вскоре я придумал, как этого добиться. Если у Мицкевич есть ко мне чувства, то я их растопчу.

Как именно, я понял, стоя с ребятами во дворе. Леший с Комаром лепили двух совокупляющихся снеговиков, остальные рядом курили и болтали о девчонках.

– …Она такая берет мою руку и сует себе между ног. Я прифигел, конечно, ― хвастался Толик. Он рассказывал о Рыжаковой, моей однокласснице, с которой пересекся на недавней вписке.

– Кто? Рыжакова? Да все ты гонишь! ― не поверил Виталик. ― Она всех отшивает.

– А меня не отшила, ― важно сказал Толик.

– Ага. В твоем эротическом сне, ― засмеялся Егор.

– Да пошли вы! Просто завидуете!

– Ну давай поспорим, а? ― предложил Виталик. ― Ставим по пятихатке, засосет Толян Рыжакову или нет? И чтобы с доказательствами!

– Да ну на фиг, вдруг Толян не гонит? ― отказался Костя. ― Рыжакова в школе недотрога, а на вписках, может, всем дает. Слухи-то про нее ходят.

– А спорим, я Мицкевич засосу? ― вдруг предложил я. ― На пятихатку.

На пару секунд повисла тишина, настолько всех шокировало это предложение. А затем всех одновременно прорвало:

– У-у-у!

– Серьезное заявление!

– Шутов, ты мозгами потек?

– Мицкевич тебя не выносит!

– Да блефует он!

Я достал пятьсот рублей, повертел в руках.

– Я серьезно. И даже доказательства не понадобятся: я сделаю это на дискаче.

Егор хмуро глянул на меня и предупреждающе окликнул. Я сделал вид, что не слышу.

– Ну так что? Зассали?

– Стас, не нужно!

Но Егора быстро задвинули.

– А я поспорю! Ничего, Шутов, у тебя не выйдет! ― сказал Витя. ― Только бабло завтра скину.

– И я играю против! ― сказал Женя.

– И я! ― поддержал Дима. ― Егор, будешь букмекером?

Егор замахал руками.

– Я в этом не участвую.

В итоге я был один против пятерых. В случае проигрыша отдам каждому по пятьсот рублей, в случае выигрыша ― разбогатею на две с половиной тысячи.

Парни предвкушали победу. А я лишь усмехался.

2