Ты умеешь хранить секреты?

– Д-да... капуччино, пожалуйста, – рассеянно отвечаю я.

– И разных пирожных, – добавляет мама. – Grazie[42]!

– Ma... – Я хватаюсь за голову. – Ма, то есть как это – машину?

– Совсем маленькую. Тебе необходима машина. В наше время небезопасно ездить автобусом. Дедушка совершенно прав!

– Но... но мне машина не по карману, – теряюсь я. – Я даже... И как насчет денег, которые я вам должна? Как насчет...

– Забудь о деньгах! – отмахивается отец. – Начинаем с чистой страницы.

Нет, я окончательно сбита с толку! Как же...

– Но мы не можем! Я должна вам еще...

– Забудь о деньгах, – повторяет папуля с неожиданным раздражением – Я хочу, чтобы ты усвоила: долга больше нет. Совсем. Ни пенни.

Но я все еще не могу прийти в себя и перевожу смущенный взгляд с папы на маму. Потом снова на папу. И очень-очень медленно – опять на маму.

Все это крайне странно. И в то же время кажется, что мы впервые за много лет видим друг друга в истинном свете. Как будто встретились после долгой разлуки и здороваемся. И... вроде как действительно начинаем все сначала.

– Мы вот тут думали: как насчет небольшого отпуска в будущем году? – спрашивает мамуля. – С нами.

– Только... мы трое? – уточняю я.

– Только мы трое, – подтверждает мама, нерешительно улыбаясь. – Вот было бы весело! Правда, если у тебя другие планы, мы не обидимся.

– Нет! Я поеду! Обязательно! Но... что... – Я не могу заставить себя произнести имя Керри.

Родители снова переглядываются и отводят глаза.

– Керри шлет тебе привет, дорогая! – бодро сообщает мамуля и громко откашливается. – Знаешь, она, по-моему, хотела поехать в Гонконг. Погостить у отца. Они не виделись уже лет пять. Может, им самое время... немного побыть вместе.

– Верно, – киваю я. – Хорошая мысль. Невероятно! Просто невероятно! Все переменилось. Как будто чья-то невидимая рука подбросила в воздух нашу семью, перемешала и стерла прошлое. Ничто уже не будет как раньше.

– Эмма, мы чувствуем, – начинает отец и замолкает. – . Мы чувствуем, что, возможно, не всегда замечали... – Он осекается и энергично трет кончик носа.

– Капуччино, – объявляет официант, ставя передо мной чашку. – Фильтрованный кофе... капуччино... пирожное с кофейным кремом... лимонное пирожное... шоколадное...

– Спасибо, – перебивает мамуля. – Большое спасибо. Теперь мы сами управимся.

Официант снова исчезает, и она оборачивается ко мне:

– Эмма, мы хотим сказать, что... что очень гордимся тобой.

О Боже. О Боже, я сейчас заплачу!

– Правда? – выдавливаю я.

– Да, – подхватывает па. – То есть мы оба, твоя мать и я, мы всегда... и всегда будем... мы оба...

Он останавливается, тяжело дыша. Я боюсь слово вымолвить.

– Я пытаюсь сказать, Эмма, поскольку мы уверены, что ты... и уверен, что мы... все... и что... – Он нервно промокает потное лицо салфеткой. – Дело в том, что... что...

– О, Брайан, да просто скажи своей дочери, что ты ее любишь. Хоть раз в своей чертовой жизни! – кричит мамуля.

– Я... я люблю тебя, Эмма, – сдавленно произносит отец. – О Иисусе. – И что-то смахивает с ресниц.

– Вот видишь! – всхлипывает мама, тыча платком в глаза. – Я знала, что приезд сюда не был ошибкой!

Она хватает меня за руку, я вцепляюсь в руку отца. И мы трое неловко обнимаемся.

– Знаете, все мы священные звенья в вечном круге жизни, – шепчу я во внезапном приливе чувств.

– Что? – Родители ошарашенно смотрят на меня.

– Э-э... не важно. Не обращайте внимания.

Я высвобождаю руку, делаю глоток капуччино, поднимаю глаза.

И сердце едва не останавливается. На ступеньках кафе стоит Джек.

22

Я, замерев, смотрю на него сквозь стеклянные двери. Он вытягивает руку, толкает дверь и в следующий миг оказывается в зале.

Пока он идет к нашему столу, я будто переживаю последние дни заново. Это человек, которого, как казалось, я любила. Человек, который беззастенчиво воспользовался моей доверчивостью. Теперь, когда я кое-как справилась с потрясением, я вновь ощущаю прежние боль и унижение.

Только я не поддамся. Буду сильной и гордой.

– Не обращайте на него внимания, – приказываю я.

– На кого? – удивляется отец, поворачиваясь. – О!

– Эмма, мне нужно поговорить с тобой, – взволнованно просит Джек.

– А мне не нужно.

– Простите, что помешал, – обращается он к родителям. – Эмма, всего минуту. Пожалуйста.

– Я никуда не иду, – отрезаю я, дрожа от возмущения. – Могу я спокойно выпить кофе с родителями?

– Пожалуйста, – повторяет он, садясь за соседний столик. – Я хочу объяснить. Извиниться.

– Что ты можешь сообщить мне такого, чего я уже не знаю? – Я свирепо смотрю на маму с папой. – Сделайте вид, что его здесь нет. Так о чем мы говорили?

В ответ – молчание. Родители переглядываются, и я вижу, как мама что-то пытается беззвучно прошептать, но, заметив, что я за ней слежу, поспешно берется за чашку.

– Ну... неужели нам не о чем поговорить? – спрашиваю я в отчаянии. – Итак, ма?

– Да? – оживляется она.

В голове ни единой мысли. Не могу ничего сообра-' зить. Джек! Джек сидит всего в двух шагах от меня!

– Ну, как гольф? – вымучиваю я наконец вопрос.

– Э... прекрасно, спасибо.

Мамуля стреляет глазами в сторону Джека.