Ты умрёшь завтра(СИ)

     А секунду спустя Юлия, впитывая слизистой оболочкой слюну Никодима, а разумом — видимый   им мир, ослабла в ногах и зашлась дыханием. Вселенная ее избранника неслась в сознание девушки неудержимым потоком, горной лавиной, снося на своем пути преграды познанного и утвержденного наукой, и даже незыблемые бастионы морали давали трещины и медленно, но неизбежно, разрушались. Мир Никодима вибрировал и пульсировал, словно являлся единым организмом, невероятно сложной, но целостной структурой, подчиненной и существующей по воле какого-то безумного закона мироздания, закона, не предполагавшего ни смысла, ни добродетели, ни греха. В центре Никодимовой вселенной располагалось не будущее, как у братьев Юлии, не прошлое и настоящее, как у матери, но — Смерть. Его мир был просто стихией, в нем невозможно было любить или ненавидеть, отрекаться, или надеяться. Это было первое, что осознала девушка, и только потом, уже не совсем понимая, что с ней происходит, и даже кто она сама, жадно глотая ртом воздух, краем сознания Юлия попыталась уцепиться за детали. И она получила их, получила куда больше, чем готова была принять.

     Собака все так же выла, но теперь ее голос отчетливо раскладывался на составляющие. Интонация боли преобладала, но гармоники отчаянья, безысходности и даже раскаянья отчетливо слышались в этом скулении. У одной из собак ухо было наполовину оторвано и лежало на шее мокрой и липкой тряпочкой. У второго животного через весь нос шли глубокие черные борозды, а правый глаз был вырван и болтался на стебле нервов. Из пасти капала жидкая пена, а язык, неестественно длинный и подвижный, постоянно сворачивался и тёк, принимая замысловатые формы, будто животное, словно безумный пантомим, пыталось этими знаками что-то рассказать. А в стороне, за углом ближайшего барака, таились те, кто с нетерпением ждал смерти животных, мало того, этой смерти радовался… Желая избавиться от видений, выблевывая на грудь Никодима переваренный завтрак и пресыщение впитанными картинами, девушка осознала, что значит предсказывать смерть. В картине четких взаимосвязанных структур, которые тугоплавким припоем были впаяны друг в друга, и в первую очередь — в Никодима, два несчастных животных, хоть и пребывали пока что в этой реальности, уже конвульсировали. На фоне безумной и беспощадной действительности собаки являлись посторонним реквизитом, который по забывчивости рассеянный режиссер оставил в чужом театре. И над этим всем — небо, разрезанное полосами серых тональностей, и безликий полублин солнца… А следом — топот ног. Тяжелые и гнетущие звуки, как цокот копыт приближающихся всадников Тамерлана, секундная тишина, исполненная трагизма уже написанных и обязанных произойти событий, и тут же… сухая, как голос-приговор Никодима, автоматная очередь. И еще одна. И еще…

     Скулеж смолк, как и сознание девушки. Но прежде, чем отдаться во власть забытья, Юлия нашла в себе силы оставить в меркнущем сознании записку: во вселенной ее избранника не было цвета, мир Никодима был черно-белым. Одиннадцать лет назад, при первой их встрече, Никодим разгадал Юлину слепоту, теперь же девушка, словно отдавая ему долг, нашла изъян у Никодима — он был дальтоником.

     — Первый, это восьмой. Попытка проникновения. Две радиасобаки. Территория зачищена, потерь нет. — Сержант спрятал рацию, оглянулся на Никодима, тот держал на руках обмякшую девушку, спросил. — У вас все нормально?

     — Да. Все в порядке. Легкий шок. Пройдет.

     — Тошнота, обморок… скорее всего — тепловой удар. Неси ее в тень, по такой жаре можно и ласты склеить, — порекомендовал сержант, кивнул подчиненным, и патруль двинулся вдоль колючей проволоки на восток.

     — Это я и собирался сделать, — заверил его Никодим.

     С девушкой на руках молодой человек направился к центру города. Отойдя метров пятьдесят, он оглянулся. Четыре приземистые фигуры торопливо приближались к границе. Один карлик был вооружен пожарным багром, двое других тащили за собой толстые цепи с ржавыми крюками на конце, четвертый нес на плече дробовик. Дойдя до границы, они зацепили багром и подтянули к себе трупы собак, немного повозились, протаскивая их сквозь колючую проволоку, затем нанизали мохнатые тела на цепные крюки и так же торопливо потащили прочь. Все это время вооруженный дробовиком карлик не спускал с Никодима глаз.

     — Subhuman race, — тихо произнес Никодим, отворачиваясь. — Поколение пигмеев.