К концу декабря основные линии завода остановили. Какой смысл сжигать топливо и выпускать продукцию, когда эту продукцию невозможно вывезти. К тому же в городе начала сказываться нехватка продовольствия, рабочие требовали паек, табак и выпивку. Деньги потеряли ценность, ходовой валютой стали мука, крупа, консервы, алкоголь, патроны к дробовику и мыло. Председатель горисполкома Поворотов, посовещавшись с директором завода Головчуком Василием Игнатьевичем и командиром гарнизона полковником Рубаковым, ввел в городе карточную систему распределения харчей. Продовольствие в город доставляли вертолетами, и его пока что хватало, — хватало, чтобы не голодать, но ни о каких излишествах не могло быть и речи. Горожане были угрюмы, считали себя несправедливо наказанными, и готовились к активным действиям деструктивного характера. В сущности, для бунта им не хватало идейного лидера, и отцы города прекрасно это понимали, так что полковник Рубаков выделил солдат для охраны продовольственных складов. И все же народная смута дала о себе знать. Проявилось она следующим образом.
Как-то капитан Червякин, прогуливаясь по городу с целью выявления зловредных политических элементов, и будучи настолько уверенным в авторитете Советской Армии вообще и Особого Отдела в частности, что не посчитал нужным взять с собой военизированную свиту, углядел на площади скопление народа, тут же к антисоциальной опухоли приблизился и имел неосторожность приказать сталеварам разойтись, и больше трех не собираться. Мрачные мужчины переглянулись (а было их человек пятнадцать), мысленно выразили друг другу негодование, и принялись Червякина бить. Били молча, долго и с остервенеем, так что особист вскорости скончался. Гвардия Полищука дебоширов усмирила, зачинщиков арестовала (все же участковый у горожан пользовался уважением, и бить его без причины никто не осмеливался), но к разгневанным сталеварам милиционеры относились почтительно, в правах их не ущемляли, и даже делились с «революционерами» табаком. Поворотов же, понимая, что в данный момент народ нужно успокоить, а не запугивать, на жестких мерах не настаивал, и сам проводил просветительскую работу, разъясняя, что волноваться нет причин, что все под контролем, и скоро черная полоса жизни Красного закончится.
— Завод остановили, он больше электричества не потребляет! Гм… Стало быть, мазута для электростанции хватит до весны! Гм… отопление и свет никто не отключит! — вещал Леонид Валерьевич. — Хотя, его нужно экономить… Нам надобно то всего до весны продержаться, а там «большая земля» до нас новую дорогу протянет! Гм… Страна не оставит нас в беде!..
Нехотя и с недоверием, но остыл народ, успокоился. В конце концов, что такое для советского человека нехватка продовольствия? Ерунда, главное, чтобы не было войны!.. О том, что война в Красном идет уже много лет, никому из сталеваров в голову не приходило.
На улицах зима уже скрипела морозами, словно зубами от злости. Подворотни Красного, отданные во власть колючим ветрам, обезлюдели. Ранние сумерки кутали город мутным мраком, и горожане, экономя электричество, ложились спать рано (да и что оставалось делать?). Если бы в небе пролетал самолет, пилоты не смогли бы разглядеть в пропасти ночи спящий город. ПГТ Красный, погружался в зимнюю спячку, как в трясину, надеясь проснуться весной и с облегчением обнаружить, что пошлое — всего лишь дурной сон.
— Глава 15 —
В. Маяковский, «Ночь».
Весной следующего, 1984-го, года «большая земля» и в самом деле озаботилась проблемами ПГТ Красный. А именно: отправила туда специальную комиссию, выяснить, почему завод перестал поставлять стране чугунные чурки. Важные мужчины в строгих костюмах высадились из вертолета, и были крайне возмущены отсутствием ожидающих автомобилей, что тут же в пестрых интонациях и высказали склонившемуся в поклоне председателю горисполкома Поворотову:
— Ты что, блядь, прикажешь нам по твоей пылище пешком топать?!
Вместе с Поворотовым высоких гостей встречал почтальон Семыгин, но согласился он на это мероприятие только из профессиональной необходимости — вертолет вместе с комиссией должен был доставить в Красный почту, и ее требовалось принять. Аркадий Юрьевич возмущению гостей развеселился, и, глядя на конфуз председателя горисполкома, ответил за начальника:
— Пешком, уважаемые, пешком. Пешкодралом! У нас нынче солярка имеется только у военных, да и то в ограниченном количестве, городской транспорт давно стоит на приколе. Нет ни запчастей, ни горючего. Вообще ничего нет, даже харчей. Так что не светит вам ни застолье с водкой и сосвенской селедочкой, ни баня с березовыми вениками и девками. А придется вам поработать — прогуляться по городу и посмотреть, как он в труху рассыпается!