Антон Павлович как-то пожаловался друзьям, что погода в их городе уже не просто непредсказуема, но пугающе неопределенная и сумасбродная, словно управляют ею не климатические законы планеты, но слепой случай. На что Аркадий Юрьевич, безразличный к климату Красного, заверил друга, что неопределенность вскорости станет обычным явлением, и не только в Красном, но и во всей Стране Советов, потому что Грузинская ССР приняла конституцию, в которой основным языком отныне является грузинский, а не русский, как это было и есть во всех остальных республиках-побратимах.
— Это — начало конца, — заключил историк Семыгин. — Когда империя СССР развалится, а это закономерно в силу исторически сложившихся законов существования империй, я не удивлюсь, если грузины из наших союзников станут нашими врагами.
— Что за глупости вы говорите, голубчик, — пожурил его Антон Павлович. — Вспомните нашего покойного товарища Гуридзе. Неужели вы думаете, что такие люди способны поднять на нас оружие?!
— Войны делают не народы, Антон Павлович, их делают политики. Я видел, как это происходит. В Будапеште, например, когда в наши танки летели бутылки с зажигательной смесью. И бросали их не солдаты — обычные граждане Венгрии. Вот скажите, могли бы вы когда-нибудь предположить, что мы будем воевать с Венгрией? С Польшей? С Чехословакией? То-то и оно. Мы любим наших братьев славян, но о нашу любовь Политбюро вытирает ноги и отправляет туда войска. Потому что все решает политика, а она — всегда вытирает ноги о свой народ.
Антон Павлович отмахнулся от мрачных предположений Аркадия Юрьевича, но осадок тревоги остался, к тому же обстановка в городе становилась все более напряженной, и доктор Чех не мог этого не замечать.
В конце июня, едва пересекши городскую черту, сошел с рельс железнодорожный состав, увозивший на «землю» пол сотни вагонов чугунных болванок. В крушении локомотив загорелся, но через час был потушен Черным Мао, который не мог позволить тонам солярки превратиться в дым. Труп погибшего машиниста Fluvius nigra поглотила тоже. Помощник машиниста, совсем еще мальчишка, пережил старшего товарища на пару часов. Вытолкнутый машинистом из кабины в момент крушения поезда, при приземлении он отбил себе селезенку, а, кувыркаясь по лезвиям кинжальной травы, исполосовал себя в фарш и вскоре скончался от потери крови.
Движение поездов остановили на две недели. Когда стали искать причину катастрофы, выяснилось, что корни близстоящих деревьев подняли железнодорожное полотно. Эти корни откопали, но распилить их удалось только ножовкой с алмазным напылением, обычная пила быстро тупилась, не оставляя на древесине и следа. Тайга стала железной в прямом понимании этого слова, к тому же, в ней не осталось и намека на зелень — лес окружал Красный плотной черной стеной. Горожан больше не требовалось предупреждать об опасности прогулок по лесу, потому что эти прогулки давно уже были невозможны, — если от лезвий травы еще спасали металлические подковы и набойки на подошвах, то продраться сквозь острые, как бритва, и твердые, как углеродистая сталь, заросли было равнозначно самоубийству. Но и это было не самое страшное, — черная тайга начала медленно наступать на красный город, постепенно сжимая кольцо окружения.
Тихон Маслов в армии отслужил только год. Осенью 1977-го он, напившись браги, избил до полусмерти своего ротного, а протрезвев, уразумел, что теперь его будущее — дисбат, такой перспективе огорчился, и решил «делать ноги». Тихон вооружился автоматом Калашникова и покинул расположение части, взяв курс на юг. Он не очень переживал о содеянном, как и о том, что оставляет любимую родину, полагая, что вряд ли Китай окажется хуже, чем Красный. Но КНР — не та страна, где следует искать убежища, — едва вступив на китайскую территорию, старший из Масловских отпрысков рухнул на землю, скошенный пулеметной очередью узкоглазых пограничников. Факт нарушения границы вооруженным советским солдатом взволновал как китайскую сторону, так и советскую, но до повторения Даманского конфликта 1969-го года дело не дошло, обеим странам хватило здравомыслия не раздувать войну из-за глупости отдельно взятого индивида. «Маслов Тихон Аркадьевич погиб при несении боевой службы, оберегая границы СССР», — значилось в телеграмме, отправленной воинской частью в Красный.
Петю Маслова в армию не забрали, потому что теперь он работал на заводе помощником токаря и был единственным кормильцем в семье. Мать Пети Нина Павловна часто хворала, ее мучила астма, подводило сердце, Юле, по причине ее врожденной слепоты, доктор Чех еще пятнадцать лет назад определил инвалидность, Артем и Демьян были несовершеннолетними, а старший брат Тихон погиб на Советско-Китайской границе, — в общем, Страна Советов позволила Пете от военной повинности уклониться.