Ты умрёшь завтра(СИ)

     Мирные жители на возню городских властей с местной фауной поначалу не обращали внимания, но затем, когда собаки загрызли доблестного металлурга, а голуби склевали с костей остатки плоти, уяснили опасность, вытащили из-под кроватей двустволки и включились в отстрел оголтевшей живности. С октября 79-го редко можно было увидеть на улицах Красного безоружного пешехода, а если такие и встречались, то ими оказывались либо доктор Чех, либо Барабанов, либо историк Семыгин. И если первые два с оружием были несовместимы по своей природе, то последний попросту плевал на новые опасности города, хотя даже Поворотов без дробовика теперь на улицу носа не высовывал.

     К концу октября пальба на территории Красного стала обычным явлением, но с первыми морозами животные и птицы затаились, вылазки в Красный прекратили, и на город опустилась иллюзия перемирия.

     — И призрак войны бродил по сумрачным улицам города, враг был жесток и коварен, но не дремал наш герой—Человек!.. — так описал поэт Барабанов настроение в Красном, правда, «жемчужину» эту так никуда и не вставил.

     Доктора Чеха это временное затишье не могло ввести в заблуждение. Люди превращались в грибы, деревья пускали корни прямо в кирпичную кладку, граница леса сужалась, — какие еще нужны доводы, чтобы понять: тайга идет войной на человека, природа ополчилась на венец творения своего, возжелала стереть его с лица земли, чтобы затем, расчистив площадку… создать что-то новое?

     — Может, оно и к лучшему, — прокомментировал эти мысли Антона Павловича историк Семыгин. — С самого момента появления человека на свет божий, он неустанно уничтожает все вокруг себя, и в первую очередь себе подобных. Многие прогрессивные люди пытались положить этому безумию конец. Придуманы мораль, этика, закон и право, куча религии и духовных практик, и что в результате? Ничего. Раньше убивали за плодородные земли, теперь во имя справедливости, или Бога. Природа, решившая с этим покончить, — я понимаю ее. Ведь она гармонична, а в жизни людей по большому счету гармонии не наблюдается, мало того, человек уничтожает гармонию, где бы он ее не находил. Так что к черту все. Политику, коммунизм, наше самое справедливое государство, этот проржавевший город, со всеми его обитателями, и, разумеется, завод — гнойный волдырь на теле хронически больной экономики… Все к черту.

     Антон Павлович с грустью слушал товарища и думал, что хуже всего не пессимизм и апокалипсические настроения Аркадия Юрьевича, а то, что и сам он — доктор Чех, уже почти с ними согласен. В городе, пропитанном запахом спекшегося кокса и спрессованной от времени безнадеги, люди теряли способность к чувствам, к переживаниям, и прямо сейчас, поздней осенью 79-го, Антон Павлович пришел к неутешительному выводу: ПГТ Красный утратил надежду, она атрофировалась за годы бесполезных ожиданий светлого будущего. Никто больше не верил в чудо, или в коммунизм, даже в завтрашний день!.. а значит, горожане были уже отчасти мертвы. Историк Семыгин всего лишь облек в слова психическое состояние города.

     — Но ведь должен же быть какой-то выход! — не хотел соглашаться с такими выводами доктор Чех. — Не может же все просто взять и закончиться, исчезнуть бесследно, словно и не было ничего!

     — Это Ирий, дорогой мой Антон Павлович, Мировая ось. Тут такое не только возможно, но и предначертано. Хоть вы и не придаете значения моим изысканиям, для меня же они стали историческим фактом. Задумайтесь: уже сейчас нам приходиться напоминать себе, что прошлое, в котором не было Черного Мао, драконов, людей-грибов, радиоактивных собак и плотоядных голубей, зато были люди, которых мы любили, и которые любили нас — не сон, не грезы, а имевшая место реальность. Но разница между прошлым и настоящим столь чудовищна, что сознание отказывается их совмещать, и пытается прошлое трансформировать в нечто нематериальное, словно то, что мы помним, всего лишь смутное эхо фантазий о фантазиях, но никак не воспоминания о реально произошедших событиях.

     — А вот это вполне здравое заключение, — на этот раз согласился Антон Павлович. — Оно вписывается в картину теперешнего положения дел в поликлинике. Половина моих пациентов страдают острой формой шизофрении. Но, Аркадий Юрьевич, голубчик!.. Нет у нас права отчаиваться! Решение должно быть, его нужно всего лишь отыскать.

     — Возможно, решение есть, — задумчиво произнес историк Семыгин. — Нужно найти свиток отца Сергия. Без этого документа мы не сможем до конца понять, с чем имеем дело.