Ты забыла свое крыло

Хотя Нонку он любил. Но — как друга. Представить ее своей женой — нужно иметь очень развитое поэтическое воображение, которого он, увы, лишен.

— Считай, отрицательный пример я тебя уже дал! — сказал я. — Поэтому сделай все от противного. По уму!

— Где же его взять-то?! — простонал Фома.

— Найди умную жену!

А я? Я «грелся» в основном стихами (не считая котла) — а жена, наоборот, зябла: моя служебная площадь от котла не отапливалась, только дровами. А кочегарская карьера моя зачем-то успешно двигалась: под мое управление уже и станция подмеса перешла! Можно было и бросить это все — «служебную площадь», гнилую терраску — и в город вернуться... но все же лето стояло, хоть и холодное! Приходилось топить — в «Торфянике» отдыхающие жили еще. И смысл в работе моей был: в связи с закрытием бани весь поселок теперь мылся у меня — единственный на все поселение горячий душ был положен мне как кочегару. И, греясь у котла, наслаждался наблюдениями, философствовал: странное дело — для того чтобы сделаться чистыми, люди приходят в самое грязное место в поселке: черная пыль, уголь, у порога дымится шлак. А выходят чистыми, сияющими! И еще угощают меня кто чем...

— Хорошо тебе здесь? — входя, усмехнулся Фома.

— Хорошо... но душно.

— Да уж! — воскликнул он.

— Жениться надо тебе! Успокоиться! — сказал я.

— Как же! С вами успокоишься! — лютовал он.

— ...Ну, если не жениться, тогда помыться! — Как зам по наслаждениям, я нашел лучший вариант.

После душа он чуть расслабился:

— Чем порадуешь еще?

— Да! Зотыч тут объявился! — обрадовал его. — Насчет трудоустройства! Вот, фото дал! Говорит мне: «Слышал, ты трудоустраиваешь?..»... Как ты к нему?

— Да-а-а! Ну-ка дай. — Фома взял крохотное фото.

И даже слезинка, казалось, мелькнула в щетине! Так какой-нибудь герцог через сто с лишним лет смотрит на медальон с изображением своей няни, которая жестоко его истязала, и умиляется. Зотыч наш действительно был садист. Сидел в Управлении вахтером на входе — и никого не узнавал: «Что значит “знаю”? Ты мне пропуск давай!»

Теперь уже вспоминался с теплом.

— А чего — трудоустройство? Пусть мой дом сторожит, чтобы трубы не скоммуниздили! — благодушно сказал Фома. После бани тянет на все хорошее.

И вообще...

— Жениться надо тебе... — уже задремывая, пробормотал я.

— Ну жени! — вдруг резко произнес он. — ...Только непросто это!

Кто ж сомневался?!

Глава 3

Ближе — никак! Под иллюминатором — Ледовитый океан. Уже долго виден лишь розовый вздыбленный лед. И как ни вглядывайся, до слез в глазах — нигде ни домика, ни кораблика. А говорят, мы погубили природу! Как бы она не погубила нас! Ветвистые темные полыньи. Но имеют ли они отношение к человеку? Очень сомнительно. Единственный признак цивилизации — тень нашего самолетика, иногда появляющаяся на розовом льду.

— Да-а-а... Бывал здесь, бывал! — бормотал Фома.

Ну а я не бывал. Последнее время поэзией увлекся... Но если другу надо — лечу.

— Как хоть зовут-то ее?

— Убигюль... — произнес он почему-то мрачно.

Стало заметно качать. Пейзаж под окном менялся. Скалистые берега. Мутное Берингово море. Чукотка! А вот — роскошные песчаные пляжи... но лучше на них не загорать: образуются они в результате удаления кремния из урановой руды в промышленных масштабах.

— Нас встретит хоть кто-нибудь?

— Поганой метлой! — странно шутит Фома, но неуверенно добавляет: — Может быть, Дед?

Однако нас не встречал никто, кроме разве медведя: огромный бурый медведь, сильно выше нас, гостеприимно стоял в зале у входа, раскрыв объятья.

— А почему бурый, не белый? — Больше я как-то ничего не нашелся сказать.

— Это не самое главное, что здесь тебя удивит! — буркнул Фома, уже несколько напряженный... все же — жених!

Нас не встречал никто — тем не менее про нас знали. Фома сватовство свое как командировку оформил — аудиторская проверка! Иначе не мог, стеснялся, видимо, просто к невесте приехать...

— Привезли деньги?! — ошарашил вдруг бестактным вопросом таксист. — А на хрена тогда приехали?!

Ничего себе подход! Еще один «пережиток социализма». Я разглядывал грустные окрестности. Аэропорт назывался Угольный, но никаких груд угля мы не встретили. Длинный высокий транспортер на берегу залива, по которому уголь шел на баржи (или наоборот?), весь продырявился, проржавел. Деревянный помост наклонился к воде. Подошел ветхий паром. Залив (или, как тут говорили, лиман) был бурый, непрозрачный, пустынный. На той его стороне высился обрыв с кубиками домов и двумя «доминантами» — церковью и стеклянным Домом культуры. На горизонте лиман смыкался с океаном, пространство там как бы загибалось — и оттуда медленно приближались (или стояли на месте?) корабли.

Возле Управления бушевала толпа. Обошли ее... Оттуда двинулся к нам какой-то расхлябанный тип.

— Мерзавцы нужны? — неожиданно предложил он. Дымил, морща глаз. Вспышка осветила на пальцах три загадочных буквы — ЖОС.

— Предложение интересное. Подумаем! — любезно ответил я.