Ты забыла свое крыло

Тот за десять лет пребывания здесь стал безоговорочным авторитетом. Как это ему удалось?! После ухода из журнала (он уверял, что по соображениям этики — будто при Бобоне этика процветала!) он некоторое время подчеркнуто прозябал, прозябал, я бы сказал, демонстративно — работал, в частности, контролером на той самой ветке электрички, по которой ездила исключительно элита, пока не пересела на авто окончательно, потом снова сделался журналистом, но в захолустных Сланцах (захолустье, кстати, довольно известное). Но и оттуда всех бичевал — и вернулся весь в лаврах. Дело хорошее. И теперь они с Бобоном, ныне видным медиамагнатом, постоянно трепали друг друга на тиви и достигли того, что даже горькие пьяницы знали их.

Когда его спрашивали, где выход, обычно он отвечал: «Если бы наша власть была честна!..» Тут он даже в чем-то смыкался с Жосом, который, постоянно сидя в пивной, восклицал столь же постоянно: «Да разве что-нибудь можно сделать при нынешней власти?!» — как будто он при прежней много делал. Они с Валентином как близнецы были. Качали права!

Мы, конечно, над Валентином куражились.

— Ой-ой-ой! — причитали с Фомой по-бабьи. — Больно смелый ты! Не сносить тебе головы!

Он лишь гордо поднимал свою уже седую голову, которую вот-вот должен был потерять. Но почему-то не терял.

— Эх! Тебе бы хоть чуть совести! — в секунды откровенности (а на самом деле предельной лживости) он «сочувствовал» мне. — Далеко бы пошел!

— Но там бы опять тебя встретил! — с тоской говорил ему я.

Фома однажды, издеваясь, сказал мне:

— Друг твой... в высших сферах уже! В Думе сражается! А ты где?

— Да как-то мне вот... шмель ближе, — показал я.

Цветок распрямился, оставлен шмелем.
Шмель долго топтался, крутился на нем.
Проник. И приник. Ствол качал. И бубнил.
Взлетел. И соседний цветок наклонил.

Глава 8

Да. В Елово ловить нечего. Надо мне в городах действовать. И не столько в Питере, столько в Москве... Вписался! Надо поехать.

...Чтобы спуститься под землю, я прохожу угол Невского и Думской. Сколько здесь было всего! Помню, как вчера: ехал на троллейбусе, а будущая жена там ходила, нахмурясь... Опоздал! Стал стучать монеткой по стеклу троллейбуса, и она вдруг услышала, радостно замахала.

А потом мы вышли с ней сюда из «Европейской», где отмечали двадцатипятилетие свадьбы, и подрались. Она исключительно точно ударила мне в нос, и кровь хлынула на белый подаренный ею свитер.

— Ой, бежим, Венчик! Надо скорее замыть! — всполошилась она, и мы помчались.

А потом здесь ограбили отца. Встретили у выхода из сберкассы, сунули ему в руку «путевку», которую он вдруг внезапно «выиграл», задудели в оба уха: «Надо лишь чуточку доплатить!» Отец мой работал до восьмидесяти пяти, выводил сорта ржи, его хлеб ел весь Северо-Запад. Но был азартен, как и я. И теперь он стоял растерянный, без пенсии, с какой-то жалкой бумажкой в руке. А воры даже не убежали — стояли и усмехались: «Иди, иди!» Тут же были и «сытые коты» в форме. Сказали мне: «Вот тебя и посадим за азартные игры!» Но и я им сказал: «И после этого вы — мужики, русские люди? Грабите стариков! Бандиты контролируют вас! Сдав свои моральные устои, вы теряете силу. Нафиг бояться того, кто не имеет права на гнев? Знаете, что вас ждет? “Вася! Допей вот пиво. Извини, что со слюной! Денег тебе не будет сегодня! Иди!”»

Это прошибло их. Побагровели. Стали пихать. Я оглянулся на батю: он уже стоял спокойно, думая о чем-то своем. Одна минута его стоила больше для человечества, чем весь бессмысленный бизнес этих «орлов»! В следующий раз, когда я батю сюда провожал, он с усмешкой сказал: «Золотой угол!»

И вдруг — через десять лет — увидал тут то же самое. И даже хуже того. Жулики (среди них была даже женщина строгого вида) «заговаривали» молодую маму с ребенком. Азарт мой еще не выветрился, и я — хоть и на поезд опаздывал — кинулся туда! Схема чуть-чуть поменялась, но в худшую сторону: «Благотворительность для больных детей!» — и их «благородство» даже мне не удалось прошибить. «Коля, вызови охрану», — надменно произнесла «строгая». И «охрана» явилась. Вот эти точно только что из тюрьмы! Таких «охранников» надо срочно брать! И опять безучастная — теперь уже «полиция». Причем подготовленная как раз к битве — шлемы, доспехи, «палицы».

— Стоите?! Не видите, что творится? — обратился я к крайнему.

Из-за тяжелых доспехов общение было затруднено. Даже рот его был закрыт забралом. После долгой паузы, словно мысль моя шла через какие-то фильтры, он откликнулся. Голос был глухой, словно специально искаженный техническим способом до неузнаваемости.

— ...Не наша тема.

— А где — ваша?