Чем больше она представляла его возбуждение, тем сильнее заводилась сама, и вскоре они уже раскачивались, сталкиваясь и выстраивая общий ритм, и она сунула руку ему в трусы, взяла его пенис и почувствовала на его конце капельку влаги. Он снова издал этот звук, высокий женственный стон, и она подумала, хорошо бы был способ попросить его так не делать, но не придумала как. Потом он сунул руку в ее белье и, почувствовав, что она мокрая, заметно расслабился. Он немножко потрогал ее пальцем, очень мягко, и она прикусила губу, устроив для него представление, а потом он ткнул слишком сильно, и она вздрогнула и оттолкнула его руку.
– Извини, – сказал он.
А потом он встревоженно спросил:
– Стой. Ты раньше этим занималась?
Вечер пошел таким странным, невиданным путем, что первым ее побуждением было сказать нет, но потом она поняла, о чем он, и расхохоталась.
Она не хотела смеяться; она уже хорошо знала, что Роберту может нравиться, когда его нежно, флиртуя, поддразнивают, но он совсем не из тех, кому нравится, когда над ними смеются, вовсе «нет». Но она ничего не могла с собой поделать. Утрата девственности была долгим, протяженным мероприятием, которому предшествовали несколько месяцев бурного обсуждения с ее парнем, с которым она была два года, и визит к гинекологу, и ужасно неловкий, но в итоге невероятно значимый разговор с матерью, которая, в конце концов, не только забронировала ей комнату в гостинице с завтраком, но и после всего прислала открытку. Мысль о том, что вместо всего этого личного, полного эмоций процесса она могла посмотреть претенциозный фильм о Холокосте, выпить три пива и поехать в какой-то случайный дом терять девственность с парнем, с которым познакомилась в кинотеатре, была настолько смешной, что Марго никак не могла перестать смеяться, хотя смех вышел немного истерическим.
– Прости, – холодно сказал Роберт. – Я не знал.
Она внезапно перестала хихикать.
– Нет, это… это мило, что ты спросил, – сказала она. – Но я раньше занималась сексом. Прости, что я засмеялась.
– Не извиняйся, не надо, – сказал он, но по его лицу и по тому, что он под ней обмяк, она поняла, что надо.
– Прости, – снова сказала она, рефлекторно, а потом, по внезапному вдохновению: – Наверное, я просто нервничаю, или что-то такое.
Он посмотрел на нее, прищурившись, словно эти слова вызвали у него подозрение, но, кажется, они его успокоили.
– Не надо нервничать, – сказал он. – Мы не будем торопиться.
Ага, подумала она, вот-вот, и тут он снова навалился на нее, целуя и придавливая к кровати, и она поняла, что последний шанс получить от происходящего удовольствие потерян, но она выдержит все до конца. Когда Роберт, голый, надевал презерватив на свой член, еле видный из-под волосатого валика живота, она ощутила волну отвращения и испугалась, что та сметет ее тщательно выстроенное равновесие, но когда он снова сунул в нее палец, на этот раз совсем не нежно, и она представила, что смотрит на себя сверху, голую, распростертую морской звездой, с пальцем этого толстого старика внутри, ее отвращение превратилось в омерзение от себя и унижение, которое каким-то извращенным образом было сродни возбуждению.
Во время секса он ставил ее в разные позы с бесцеремонной сноровкой, переворачивал, двигал, и она снова почувствовала себя куклой, как возле 7-Eleven, только на этот раз не бесценной – резиновой куклой, гибкой и упругой, реквизитом для фильма, который он проигрывал у себя в голове. Когда она была сверху, он шлепнул ее по бедру и сказал: «Да, да, тебе это нравится», – с такой интонацией, что она не поняла, было это вопросом, замечанием или приказом, а когда перевернул ее, прорычал ей в ухо: «Всегда мечтал трахнуть девушку с классными сиськами», – и ей пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы опять не засмеяться. В конце, когда он был сверху, в миссионерской, у него все пропадала эрекция, и каждый раз он говорил с какой-то агрессией: «С тобой у меня член такой твердый», – как будто, если соврать, все так и станет. В конце концов, после бешеного кроличьего припадка он дернулся, кончил и повалился на Марго, как упавшее дерево, а она, придавленная им к кровати, отчетливо подумала: «Худшее решение в моей жизни!» И на мгновение подивилась себе, загадочному существу, которое только что сделало нечто настолько странное и необъяснимое.
Довольно скоро Роберт поднялся и поспешил в ванную, ковыляя в полуприседе и придерживая презерватив, чтобы тот не свалился. Марго лежала на кровати, глядя в потолок; она только сейчас заметила, что на потолке были наклейки, маленькие звездочки и луны, которые должны светиться в темноте. Роберт вернулся из ванной, встал в дверях.
– Чем займемся? – спросил он.