Читаем Тыл-фронт полностью

— Дорога есть. Сейчас тронемся. Интервалы держать пять метров. Ехать на первой скорости.

— Есть! — коротко бросали шоферы и захлопывали дверцы.

Когда Бурлов возвратился к Калмыкову, тот, уронив голову на баранку, дремал.

— Заводите и езжайте за мной, — приказал Бурлов.

Старший политрук пошел впереди. Метров через двести он оглянулся и увидел движущиеся за ним огоньки, Бурлов старался идти быстро. Временами он пытался бежать. На половине подъема к перевалу впереди показалась машина. За ней вторая, третья. Они стояли вплотную друг к другу. «Колонна стоит. Неужели та, что вышла тремя часами раньше?»

Бурлов подал Калмыкову сигнал остановиться и направился в голову колонны. Позади раздалось тяжелое дыхание. Обернувшись, Бурлов увидел Калмыкова.

— Вы зачем? — крикнул старший политрук, пересиливая рев ветра.

— Мне показалось, что вы вызываете, — схитрил Калмыков.

Бурлов промолчал и тяжело зашагал вперед. Калмыков последовал за ним. В одной из кабин политрук заметил огонек папиросы.

— Почему стоите? — спросил он, открывая дверцу.

— Не знаю. Наверно, дорогу потеряли, — вяло отозвался шофер.

— Где начальник колонны?

— Старший лейтенант должен быть в передней машине.

Добравшись к головной машине, Бурлов постучал в кабину.

— Кто там? — донесся недовольный голос.

— Начальник колонны полка, старший политрук Бурлов, Почему стоите?

Дверца приоткрылась. Из кабины выглянул закутанный в тулуп командир.

— Дороги нету, товарищ старший политрук, — отозвался он. — Замело, ничего не видно. Рассвета придется ожидать.

— К трем часам мины должны быть в дивизии, — возразил Бурлов.

— Что же, машины и людей гробить из-за этого?

— А что же, будем стоять и жечь горючее? Заводите моторы! — уже тоном приказа предложил Бурлов.

— Никуда я не поеду, мне своя голова дороже. Если вам нужно — езжайте.

— Заводите моторы! — медленно повторил Бурлов. — Я буду показывать дорогу, — добавил он и, не ожидая ответа, пошел вперед.

— Никуда я не поеду! — сидевший прихлопнул дверцу.

Бурлов его уже не слышал. Калмыков постоял с минуту в раздумье и, прошептав: «Имею полное право», подошел к машине.

— Выходи, начальник, — угрожающе предупредил он.

— Но, товарищ командир, поймите…

— Выходи, говорю, — взревел Калмыков и открыл дверцу. — Или я тебя с полным правом выволоку!

От неожиданности сидевший вывалился из кабины.

— Догоняй старшего политрука и показывай дорогу! — Калмыков помог ему встать, — Заводи! — крикнул он шоферу.

— Есть, товарищ командир!

Вспыхнул свет фар. Впереди, метрах в двадцати, шел Бурлов. За ним, подняв полы тулупа, бежал начальник передней колонны.

* * *

Рощин лежал в густых зарослях багульника. Из-под белого маскировочного халата с низким капюшоном виднелась только часть его лица.

На этом участке минировать будем вон от того лозняка до Козьего распадка, — объяснял находившийся рядом командир саперного взвода. — Первый ряд проведем прямо вдоль проволочного заграждения. Глубина между рядами по норме. Только мины далековато подносить. Много времени уйдет.

— Мы их на санках подвезем, — предложил Рощин.

— Ну? А сани есть? — обрадовался тот. — Тогда смотрите — возить вон в тот котлован и к ручью. Он перемерз — хорошее укрытие. Не ошиблись метеорологи: ночь бурная будет, — довольно добавил он. — К утру все следы заметет. На лунки ставьте людей покрепче.

В сумерках подошли разведчики и привезли на двух санках ломы, лопаты и кирки.

С сопки к ним сбежал продрогший Рощин.

— Давайте-ка, Денисович, разомнемся, — старший лейтенант, прижав руки в огромных меховых рукавицах к корпусу, пошел на Федорчука.

— Зашибу ненароком, вы ж недавно из госпиталя, — расплылся в улыбке Федорчук, но все же вобрал голову в плечи и выставил кулаки.

— Вот еще что вспомнил! — рассмеялся Рощин. — Да я и забыл про госпиталь.

— Бой! — крикнул Варов.

Дразня Федорчука левой рукой, Рощин внимательно следил за ним. И когда тот хотел толкнуть его в плечо, Рощин присел и сам с силой ударил Федорчука в грудь.

— Ось як! — удивился Федорчук, отлетев на несколько шагов. — Ну держиться!

Он пошел напролом. Рощин увертывался. Потом резко присел и правой ногой ударил Федорчука под ноги. Тот, охнув, упал. Рощин насел сверху.

— Нокаут! — засмеялся Варов и тоже прыгнул на Федорчука.

— Ну це дудки, — Федорчук легко поднялся вместе с насевшими, и, тряхнув плечами, отбросил их далеко в снег. Рощин, сморщившись, незаметно отошел в сторону. «Вот черт. Оказывается, дырочка еще дает себя знать. Хорошо, хоть этот медведь не сильно задел». А бойцы продолжали возиться.

— Наша взяла! — закричал Варов, выбираясь из сугроба.

На Федорчука бросилось сразу человек семь.

— Ах вы ж, розбышаки! — воскликнул он и легко расшвырял насевших.

— Отставить! — крикнул Рощин. — Становись!

Построив разведчиков, он объяснил им задачу и разделил на группы. Все противотанковые мины предстояло уложить к пяти часам утра. Долбить лунки в мерзлой, как камень, земле — дело нелегкое, и Рощин тревожился. Он осмотрел отточенные Новожиловым и Федорчуком ломы. Заставив Кривоступенко выдолбить лунку, засек время.

— Это, выходит, нужно ставить восемнадцать человек, — подсчитал он. — Много!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне