Читаем Тыл-фронт полностью

Падь удовлетворяла и тактическим и бытовым требованиям батареи. На скатах Минеральной, выходившей прямо к границе, оборудовали блиндажи.

Окончив с оборудованием боевых порядков, разведчики торопились построить землянки. Дел было много, и от дежурства на переднем крае батарею временно освободили. Бойцы поняли этот приказ как выражение недоверия командования, хотя Бурлов объяснял, что Он вызван необходимостью ускорить инженерные работы.

Сознание вины разведчики старались заглушить тяжелым, упорным трудом. Расправляясь с твердой, как бетон, мерзлой землей, они оживлялись. Кроме того, подстегивал их вечерний обход Федорчука. Сам он придумал его, сам и проводил. Никто ему не поручал, но, узнав об этом, политрук одобрил: «Правильно, Денисович. Эта и есть чувство партийности».

Выполнив в первый день три нормы, Федорчук решил проверить выработку у других. А потом уже ходил ежедневно. От его мрачного «Скильки», а еще больше от его помощи батарейцы тушевались. Цифры — норма, полторы — произносились виновато и робко. На невыполнившего нормы Федорчук долго смотрел тяжелым взглядом, укоризненно качал головой и тихо вздыхал? «Эх ты!» Это было страшнее всяких осуждений и взысканий. И сам брался за кирку и лопату.

Отношения между бойцами ухудшились. Первым обратил на это внимание Новожилов. Он пришел к Бурлову.

— Товарищ старший политрук, нужно что-то делать. Бойцы начинают сторониться друг друга. По ночам друг за другом поглядывают. Вчера не спалось, гляжу, Савчук поднялся и пошел на двор. Не успел выйти, а дневальный толкнул Зайцева и кивает на дверь. Тот в валенки — и из землянки. Думаю, пойду взгляну. Выхожу — стоит Зайцев за углом в темноте. Спрашиваю: «Ты чего?» — «Да на двор захотел». Говорю: «Места не знаешь? Неловко так, других учить должен». Оробел и выложил: каждую ночь, говорит, за Савчуком смотрим. Да и за другими тоже. Объяснил я, что это не нужно, и прогнал его в землянку.

— Да, Петр Семенович, мнительность для нас вредна, — задумчиво подтвердил Бурлов. — А как думаете, что нужно предпринимать?

— Думать тут можно одно: разъяснить, научить народ нужно. Это ясно. А вот как полезней: поодиночке или всех собрать.

По-моему, Петр Семенович, лучше говорить совсем народом, — сказал Бурлов. — Соберемся для беседы. Передай коммунистам.

— Есть, товарищ старший политрук! — вставая, ответил Новожилов. — Разрешите идти?

— Больше ничего нет? Как Селин?

— А он у вас не был? — спросил Новожилов. — Собирался с утра зайти… Во всем себя винит: «Не спи я на дежурстве, говорит, ничего этого не было бы». Вины не умаляет и от ответственности не бежит. Людям в глаза смотреть стыдится. На что Федорчук злой на слова стал, а и тот жалеет. Нужно бы поддержать его.

— А не рано ли?

— Это уж вам виднее, товарищ старший политрук.

— Подумаю. Да, отделение-то принял?

— Принял, товарищ старший политрук, и доложил старшему сержанту Ошурину. Селина просил бы оставить в отделении на моей должности. Беды в этом нет, да и просится. Парнишка он дельный. Помогать будет.

— Это можно, — согласился старший политрук.

9

По приказу начальника харбинской военной миссии белогвардейский центр направил в распоряжение майора Танака двух опытных агентов: бывшего есаула Рябоконя, дородного, двухметрового роста, и сухого юркого маршрутника Золина. Каждый из них имел на счету несколько диверсий, с начала войны оба выполняли особо важные акции.

Рябоконя отправили в Новоселовку первым. Золина, для конспирации, задержали на два дня. На третий день утром его пригласили в штаб главнокомандующего белогвардейскими отрядами — к Карцеву.

— Слушайте и запоминайте, — медленно проговорил Карцев, задыхаясь от приступа астмы. — Японская разведка поручает вам доставку в Уссурийск взрывчатых веществ и некоторых других сюрпризов, содержимое которых для вас безразлично. Получать их будете в Новоселовке на квартире фельдфебеля Алова. Явка — в Уссурийске у Белозерского. Первая встреча с ним — на вокзале около выхода, по нечетным числам в семь вечера. У связного должен быть перевязан правый глаз. Пароль: «Не устроите ли переночевать?» Ответ: «Этим занимается комендант!» Агентов подбирать из Новоселовского диверсионного отряда и менять каждую ходку. Вам лично у Белозерского не появляться и с ним не встречаться. К концу этого месяца все доставленное в Новоселовку должно быть переброшено через границу. В противном случае… — Карцев пожевал губами. — Впрочем, господин Золин, вас предупреждать не приходится… Вот пакет. С ним явитесь к господину Танака.

В Новоселовку Золин прибыл в воскресенье вечером. Продрогнув за дорогу и чувствуя ломоту в ногах, он спрыгнул с саней около дома Алова.

В светлой большой горнице за простым столом, накрытым белой скатертью, в расстегнутом старом кителе сидел хозяин дома, а около окна — изрядно охмелевший и сердитый казак Гулым. На столе стояла бутылка чуринской водки «медведь» и миска с солеными помидорами. При входе Золина Алов вскочил, вытянулся по-военному и подобострастно произнес:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне